Словно вспомнив о том, что Шарлотта отлично умеет держать себя в руках, старая леди развернулась в своем кресле и уставилась на нее поверх очков.
– А ты чем теперь занимаешься, мисс? Все еще вмешиваешься в делишки своего мужа? Вот что есть в этом мире совершенно и непростительно вульгарного, так это любопытство по поводу семейных трагедий посторонних людей. Я тебе в свое время не раз говорила, что ничего хорошего из этого не выйдет. – Она снова неодобрительно засопела и поудобнее устроилась в кресле. – Тоже мне, детектив!
– Я не вмешиваюсь в нынешнее дело Томаса, бабушка. – Шарлотта принялась уже за пятый сэндвич с огурцом. Сэндвичи и впрямь был вкусные – тоненькие, как вафли, и хрустящие.
– Вот и хорошо, – с удовлетворением заметила старая леди. – Ты слишком много ешь. Это недостойно настоящей леди. Ты растеряла все манеры, которым тебя здесь учили. Это ты виновата, Кэролайн! Тебе никогда не следовало позволять, чтобы подобное случилось! Если бы это была моя дочь, я бы ни за что не разрешила ей выходить замуж за человека ниже ее по статусу!
Кэролайн уже давно перестала защищаться от подобных нападок, да ей и не хотелось ссориться, даже когда старуха ее на это провоцировала. На самом же деле это даже приносило ей некоторое удовлетворение – перехватить взгляд маленьких, как бусинки, глазок свекрови, нежно ей улыбнуться и видеть ее раздражение.
– К сожалению, я не обладала вашими способностями и не имела вашего опыта, – мягко сказала она. – Вот с Эмили мне удалось справиться, а с Шарлоттой – увы!
Старая леди временно отступила.
– Ха! – только и высказалась она – на большее ее не хватило.
Шарлотта спрятала улыбку и отпила еще чаю.
– Стало быть, ты перестала вмешиваться в чужие дела, не так ли? – возобновила старуха свои нападки. – Эмили будет ужасно разочарована!
Шарлотта отпила еще чаю.
– Опять эти воры и грабители, надо полагать, – продолжала бабушка. – Его еще не понизили, а?
Шарлотте поневоле пришлось вступить в разговор, несмотря на решение молчать.
– Нет. Он сейчас занимается делом о поджоге и убийстве. В Хайгейте был пожар, и в нем погибла весьма уважаемая женщина. Вообще-то ее дедушка был епископ, – добавила она тоном, в котором звучало нечто неприятно напоминающее торжество.
Старая леди осторожно посмотрела на нее.
– Это какой же епископ? Что-то мне не верится!
– Епископ Уорлингэм, – немедленно ответила Шарлотта.
– Епископ Уорлингэм! Огастес Уорлингэм, да? – Глаза старой леди загорелись неподдельным интересом; она наклонилась вперед и постучала по полу своей тростью. – Отвечай же, девочка! Огастес Уорлингэм?
– Кажется, да. – Шарлотта не помнила, чтобы Питт называл имя епископа. – Вряд ли их было двое.
– Не смей дерзить! – Но старая леди была слишком возбуждена, чтобы продолжать свои критические высказывания. – Я знавала его дочерей, Селесту и Анжелину. Значит, они по-прежнему живут в Хайгейте… Да почему бы и нет? Очень приличный район. Надо бы съездить навестить их, выразить соболезнования по поводу этой утраты.
– Вам не следует этого делать. – Кэролайн была крайне удивлена. – Вы же про них никогда раньше не вспоминали – вы их уже много лет не навещали!
– А разве это причина, чтобы не заехать и не утешить их в горе и несчастье? – требовательным тоном осведомилась старая леди, негодующе подняв брови, словно ища признаки разумного в этом неблагоразумном доме. – Я поеду сегодня же. Еще совсем рано. Можете составить мне компанию, если желаете. – Она с трудом поднялась на ноги. – При условии, что вы ни при каких обстоятельствах не станете проявлять вульгарное любопытство. – И она с топотом проследовала мимо передвижного столика с чайными принадлежностями и вышла из гостиной, даже не удосужившись оглянуться и посмотреть, какую реакцию вызвало ее заявление.
Шарлотта бросила взгляд на мать, не уверенная, стоит ли сообщать ей о своем намерении. Мысль о том, чтобы познакомиться с людьми, столь близко знавшими Клеменси Шоу, была крайне привлекательной, хотя она была уверена, что человек, который поджег портьеры в доме Шоу и таким образом подстроил ее смерть, боялся именно ее деятельности по выявлению владельцев трущоб, на которых те наживались, и обнародованию их имен.
Кэролайн вздохнула, потом недоверчивое выражение на ее лице уступило место задумчивости, сменившейся, в свою очередь, робкой заинтересованностью.
– Ах! – она снова вдохнула и медленно выдохнула. – Ну, я, право, не знаю, можем ли мы позволить ей ехать одной… А ты как считаешь? Понятия не имею, что она там может сказать… – Она прикусила нижнюю губу, подавляя улыбку. – А любопытство – это так вульгарно…
– Просто ужасно, – согласно кивнула Шарлотта, вставая и прихватывая свой ридикюль, готовая к выходу.
Довольно долгий путь до Хайгейта они проделали почти в полном молчании. Только раз Шарлотта спросила у старой леди, давно ли она знакома с сестрами Уорлингэм и что они нынче себой представляют, но ответ был короткий и выдан таким резким тоном, который отбивал всякую охоту к дальнейшим расспросам.
– Они не были ни красивее, ни уродливее большинства остальных, – сообщила старая леди, словно вопрос был бессмысленный и глупый. – Ни разу не слыхала ни о каких скандалах, связанных с ними, – а это может означать, что они либо весьма добродетельны, либо просто им никогда не представилась возможность дурно себя вести. В конце концов, они же были дочерьми епископа!
– Я не спрашиваю про скандалы. – Шарлотту чуть не взбесил намек старухи. – Меня просто интересует, что это за люди.
– Люди, потерявшие близкого человека, – последовал ответ. – Именно поэтому я и еду к ним с визитом. Подозреваю, что ты увязалась со мной просто из любопытства, что есть проявление слабохарактерности самого отвратительного свойства. Надеюсь, ты не поставишь меня у них в неловкое положение?
Шарлотта даже задохнулась от такой откровенной и грубой бесцеремонности. Ей было прекрасно известно, что старая леди не посещала Уорлингэмов уже лет тридцать и совершенно точно не поехала бы к ним сейчас, если бы Клеменси не погибла столь ужасным образом. Но в этот момент ей не пришел в голову никакой колкий или язвительный ответ, так что остальную часть пути они проделали в молчании.
Дом Уорлингэмов располагался в Хайгейте, в Фитцрой-парк; снаружи он выглядел весьма впечатляюще – солидный особняк с изысканно украшенными дверью и окнами, достаточно большой, чтобы вмещать весьма обширную семью и полный штат домашних слуг.
Внутри, когда их туда ввела горничная с фигуркой статуэтки, дом оказался еще более роскошным и пышно украшенным, хотя и несколько запущенным, особенно в некоторых углах. Шарлотта, следуя позади матери и бабушки, имела возможность неспешно и хорошенько рассмотреть все вокруг. Холл был необычно просторный, отделанный по стенам дубовыми панелями и увешанный портретами разных эпох, но без табличек внизу, поясняющих, кто на них изображен. У Шарлотты тут же мелькнуло подозрение, что это вовсе не предки Уорлингэмов, а просто украшения, предназначенные производить впечатление на посетителей. На почетном месте, где он лучше всего освещался, красовался самый большой портрет – пожилого джентльмена в весьма современной одежде. Его широкое лицо было розовым, серебряно-седые волосы отступали далеко назад от возвышающегося лба и чуть вились возле ушей, создавая вокруг головы нечто вроде светящегося ореола. Глаза синие, под тяжелыми веками, подбородок широкий; но самой выдающейся чертой была благосклонная, самодовольная и чрезвычайно самоуверенная улыбка, кривившая его губы. Под этим портретом имелась табличка, вполне читаемая, даже при том, что Шарлотта довольно быстро прошла мимо него к двери в утреннюю гостиную. ЕПИСКОП ОГАСТЕС Т. УОРЛИНГЭМ.