— Если дойдет до этого, — ответил Коста, — я голыми руками отправлю его на божий суд. Мы пойдем туда вместе.
— Боги, — сказала Козетта. — Голыми руками.
— Моча! — закричал Коста, поднимая стакан в сторону Козетты, которая так и затряслась от смеха.
— Спасибо, Ревелл, за щедрый подарок моей дочери. Теперь она весь вечер будет повторять это слово…
— Простите, капитан. Когда мы уходим?
— Половина экипажа отправляется на берег сегодня, вторая половина — завтра. Весь следующий день будем по частям собирать матросов — тех, что захотят с нами остаться. Надеюсь, завтра я избавлюсь от добычи. Итак… два дня. Два с половиной, может быть. А тогда посмотрим, как умеет лететь «Орхидея».
— Спасибо, капитан.
— Это все, — сказала Замира. — Мои дети и так слишком засиделись, да и я собираюсь воспользоваться своим правом громко храпеть, как только вы выйдете из каюты.
Коста первым понял намек, осушил свой стакан и встал. Де Ферра последовал его примеру и уже собрался выйти, когда Эзри негромко сказала:
— Джером. Мы можем встретиться в моей каюте? Всего на несколько минут.
— На несколько минут? — Де Ферра улыбнулся. — Эзри, когда ты стала такой пессимисткой?
— Сейчас, — сказала она, и он сразу перестал улыбаться. И, расстроенный, помог ей встать.
Мгновение спустя дверь каюты закрылась, и Замира осталась наедине со своей семьей — один из редких моментов тишины. Каждый вечер, всего на несколько кратких мгновений, она представляла себе, что корабль не приближается к опасности и не уходит от нее; она видела себя не капитаном, а самой обычной матерью, занятой только своими детьми…
— Мама, — без всякого предисловия сказал Паоло, — я хочу научиться сражаться на саблях.
Замира ничего не могла с собой поделать: она несколько секунд смотрела на сына, потом расхохоталась. Обычной матерью? Боже, разве может ребенок, живущий такой жизнью, быть обычным?
— Сабли! — закричала Козетта, будущий король Семи Сущностей. — Сабли! Сабли!
— Эзри, я…
Он видел замах, но ему и в голову не пришло помешать ей. Эзри вложила в пощечину всю свою силу, немалую, и на глазах Жеана выступили слезы.
— Почему ты не сказал мне?
— Почему…
Теперь она плакала, но вторая пощечина была не менее сильной.
— О! — ответил он. — Что? Что?
— Почему ты не сказал мне?
Это был почти крик. Жеану пришлось поднять руки, загораживаясь от ударов. Если она попадет по ребрам или в солнечное сплетение, он будет чувствовать это не один час.
— Эзри, пожалуйста. Что тебе сказать?
Он сидел на полу ее крошечной каюты и целовал пальцы Эзри, а она пыталась вырваться. Наконец он отпустил ее и наклонился к ней, опустив руки.
— Эзри, если тебе нужно ударить меня, пожалуйста, ударь. Я не буду сопротивляться. Никогда. Только… объясни, что тебе нужно.
Она стиснула кулаки, и он приготовился к очередному удару, но Эзри опустилась на колени и обняла его за шею. Ее горячие слезы потекли по его щекам.
— Как ты мог ничего не сказать мне? — прошептала она.
— Сейчас я готов рассказать тебе все, что хочешь, только…
— Яд, Жеан.
— О, — простонал он, опускаясь рядом с ней на пол по стене каюты. — О дерьмо!
— Паршивый эгоист, как ты мог…
— Дракаста рассказала совету капитанов нашу историю, — ответил Жеан. — Ты была там и все слышала.
— От нее, не от тебя! Как ты мог так поступить со мной?
— Эзри, пожалуйста, это…
— Ты единственное, — шептала она, крепко сжимая его в объятиях, — единственное в этом долбаном океане, что принадлежит мне, Жеан Таннен. Мне не принадлежит этот корабль. Дьявольщина, мне не принадлежит даже эта каюта. У меня нигде не закопаны сокровища. У меня нет ни семьи, ни титула — больше нет. Но я наконец получила кое-что взамен…
— И оказалось, что у меня… существенный недостаток.
— Мы можем что-нибудь придумать, — сказала она. — Найдем кого-нибудь. Врачей, алхимиков…
— Мы пытались, Эзри. И алхимиков, и изготовителей ядов. Нам нужно противоядие Страгоса или его образец, чтобы изготовить такое же.
— И я была недостойна узнать это? Что, если бы ты…
— Умер здесь ночью? Эзри, а что, если бы Избавитель разбил бы мне череп или экипаж просто убил бы меня в день нашей встречи?
— Это не о тебе, — ответила она, — я знаю, такие, как ты, просто не умирают. Я знаю…
— Эзри, ты видела все мои шрамы, ты знаешь, что я не…
— Тут другое дело. Яду ты просто не можешь сопротивляться.
— Эзри, я сопротивляюсь. С той самой минуты, как архонт дал нам этот проклятый яд, я ежедневно сопротивляюсь. Мы с Леоканто считаем дни, ты понимаешь? Первые недели я лежал по ночам, уверенный, что чувствую яд, чувствую, как он что-то делает во мне… — Жеан сглотнул и почувствовал, как по лицу покатились его собственные слезы. — Послушай, когда я здесь, его просто не существует. Когда я с тобой, я его не чувствую. Мне тогда все равно. Это… как другой мир. Разве я мог сказать тебе? Разве мог уничтожить это?
— Я убью его, — прошептала она. — Страгоса. Боги, будь он сейчас здесь, я бы перерезала ему горло…
— Я бы помог. Поверь.
Эзри убрала руки с его шеи. Они сидели в полутьме, глядя друг на друга.
— Я люблю тебя, Жеан, — прошептала она наконец.
— И я люблю тебя, Эзри.
Сказать это — все равно что снять камень с сердца, снопа начать дышать после долгих веков, проведенных под водой.
— Ты единственная, такой больше не может быть.
— Я не дам тебе умереть, — сказала она.
— Не ты… ты не можешь…
— Я могу делать все, что захочу, — ответила она. — Отвезти тебя в Тал-Веррар. Купить тебе время, чтобы ты получил у Страгоса противоядие. Помочь тебе пнуть его в зад.
— Эзри, — сказал Жеан. — Дракаста права. Если я не смогу получить у него то, что нам нужно… смерть Страгоса важней…
— Не говори так.
— Я это сделаю, — сказал он. — Только это и имеет смысл. Боги, я этого совсем не хочу, но если другого выхода не будет, я обменяю свою жизнь на его.
— Будь ты проклят, — прошептала Эзри и, не успел он и глазом моргнуть, вскочила на ноги, схватила его за воротник рубашки и прижала спиной к переборке. — Ты этого не сделаешь! Не сделаешь, если мы побьем его, Жеан Таннен. Если победим.
— Но вдруг у меня не будет выбора…
— Найди его, сукин сын!