Несколько минут спустя Локки решил отдохнуть у правого борта наедине со своими мыслями. Жеан расположился рядом. Небо и море при заходящем солнце были почти одинаково бронзовыми, и даже теплый океан после душной атмосферы Призрачных островов освежал.

— Чувствуешь что-нибудь необычное? — спросил Жеан.

— Что? О чем… а, ты имеешь в виду яд. Нет. Не могу сказать, что чувствую себя лучше или хуже, чем всегда. Но — я сообщу тебе, если меня начнет рвать или еще что-нибудь. Конечно, если ты услышишь стук в дверь, когда…

— О боги! И ты туда же! Эзри едва не выбросила Гвиллема за борт…

— Не будем кривить душой — люди обычно замечают шум, который сопровождает нападение на корабль…

— Ты хочешь, чтобы с тобой произошел несчастный случай?

— …конницы джеремитских Избавителей. И где ты только силы берешь?

— С ней это легко, — сказал Жеан.

— А…

— Она просит меня остаться.

Жеан смотрел на свои руки.

— На борту? Когда все закончится? Если, конечно, от нас что-нибудь останется?

Жеан кивнул.

— И я уверен, она имеет в виду нас обоих…

— Ну конечно, — заметил Локки, не в силах скрыть сарказм. — Что ты ответил?

— Я попросил ее… подумал, вдруг она пойдет с нами.

— Ты любишь ее. — Локки кивнул, не дожидаясь ответа Жеана. — Ты не просто проводишь с ней время. Ты и впрямь ухнул в омут, верно?

— Да, — прошептал Жеан.

— Она хороша, — сказал Локки. — В ней есть ум и огонь. И настоящий вкус к тому, чтобы силой оружия отнимать у людей добро, а в моем учебнике это большое достоинство. И по крайней мере ей можно доверить спину в бою…

— Я всегда доверял тебе…

— Защищать тебе спину? Конечно. Но с ней можно не сомневаться: она ничего не испортит до самого конца. Это вы двое победили на «Зимородке», а не я. И я видел, как ей досталось… большинство после такого несколько дней провалялись бы в гамаке. Но она слишком упряма, чтобы перестать двигаться. Вы двое — прекрасная пара.

— Ты говоришь так, словно ты или она…

— Конечно, так не должно быть. Но положение меняется…

— Да, меняется. Улучшается. Это вовсе не должно означать конец всему.

— Взять ее с собой? Трое против всего света? Начать все заново, воссоздать шайку? Разве мы уже не говорили об этом?

— Да, и…

— И тогда я производил впечатление пьяного осла, знаю. — Локки накрыл левой ладонью правую руку Жеана. — Ты прав. Положение может меняться к лучшему. Мы видели, как это бывает у других; может, такое случится и с нами. Закончим дело с «Солнечным Шпилем», и чертовски разбогатеем, и нас перестанут принимать в приличном обществе Тал-Веррара. Она может пойти с нами… или ты останься с ней…

— Я еще не знаю, — ответил Жеан. — Никто не знает. Мы решили ничего не планировать до окончания плавания.

— Отличная мысль.

— Но я хочу…

— Послушай. Настанет время, и ты сделаешь правильный выбор. Не думай обо мне, ясно? Мы с тобой на равных. Может, тебе повезет больше… — Он улыбнулся, чтобы показать Жеану: не нужно разбивать ему голову, — …но я точно знаю, что ей не повезет. Никогда. — Он сжал руку Жеана. — Я рад за тебя. Эта дикая игра, в которую нас втравил Страгос, хоть что-то тебе дала. Держи это крепко.

Больше сказать было нечего. Они стояли, слушали крики чаек и смотрели, как солнце опускается за далекий горизонт, погружая свой огонь в море. Вскоре позади послышались тяжелые шаги.

— Мальчики, — сказала Дракаста, обнимая их за плечи. — Именно те двое, с кем я хотела поговорить. Я освобождаю вас от полуденной вахты со всеми остальными бывшими моряками «Вестника».

— М-м-м… очень щедро, — сказал Локки.

— Нисколько. Отныне днем вы в распоряжении плотника. Поскольку мы плывем в Тал-Веррар из-за вас, перемены в облике «Орхидеи» на вашей ответственности. Покраска, резьба, оснастка… вы будете очень заняты.

— Ух ты, — сказал Локки, — похоже, мы здорово проведем время.

Но это была шутка.

8

— Земля! — послышалось однажды вечером с грот-мачты. — Земля и огонь с правого борта.

— Огонь? — Локки оторвался от карт: он играл с моряками под ютом. — Дерьмо! — Он бросил карты, забыв о своей ставке в семь солари за партию. Почти годовой заработок честного веррарского рабочего и обычная ставка в игре после раздела добычи. А поскольку они покинули Порт Расточительности в страшной спешке, на корабле оказалось очень много свободных денег.

Выйдя из-под юта, он едва не столкнулся с Дельмастро.

— Старпом, это Тал-Веррар?

— Должно быть.

— А огонь? Нет, точно?

Огонь в городе может означать катастрофу, гражданскую войну. Хаос. Страгос, возможно, уже мертв, или в осаде, или даже близок к победе — и потому больше не нуждается в Локки и Жеане.

— Сегодня двадцать первое, Ревелл.

— Я знаю, какой сегодня день! Просто… А! О!

Двадцать первое аурима — праздник Ионо, пышное действо в честь Повелителя Жадных Вод. Локки облегченно вздохнул. Отвыкнув от обычных ритмов города, он начисто забыл о празднике. В день Ионо жители Тал-Веррара благодарят бога за благосклонное отношение к благополучию города, сжигая старые корабли, и в это время на пристанях собираются тысячи пьяных горожан. Локки только однажды видел это с балкона Солнечного Шпиля, но зрелище было замечательное. Черт возьми, это облегчит проникновение в город; стража будет слишком занята тысячами других происшествий.

— Все наверх, — послышался крик с кормы. — Всем собраться на палубе! Капитан будет говорить.

Локки улыбнулся. Если команда «все наверх» звучит во время карточной игры, игру прекращают и все получают назад свои ставки. Его семь солари скоро вернутся к хозяину.

Матросы шумно собрались посреди палубы. Через несколько минут Дракаста знаком приказала им замолчать. Капитан поставила рядом с грот-мачтой пустой бочонок, и старпом Дельмастро, одетая в приличный плащ из корабельных запасов, вскочила на него.

— На весь остаток ночи, — крикнула она, — мы «Химера», и вы никогда не слышали о «Ядовитой орхидее». Я капитан. Я буду прохаживаться по юту, если кому-то что-нибудь понадобится, а Дракаста, если только ничего не стрясется, останется в своей каюте.

Если нас окликнет другой корабль, отвечаю только я. Остальные делают вид, что не говорят по-терински. Наша задача — доставить наших новых друзей на берег по делу, важному для всех. Ревелл, Валора, мы отправим вас в той же шлюпке, которую вы даровали нам несколько недель назад. Если к рассвету вы не вернетесь, корабль уйдет — и больше мы никогда не подойдем к этому городу ближе, чем на пятьсот миль.