— Посмотри, есть ли там врач. Иначе придется ехать дальше.
Я вбежал в помещение. Меня встретил санитар.
— Есть у вас врач?
— Да. Вы привезли кого-нибудь?
— Да. Пойдемте со мной! Возьмите носилки, Мы положили Готтфрида на носилки и внесли его. Врач с закатанными рукавами уже ждал нас. Мы поставили носилки на стол. Врач опустил лампу, приблизив ее к ране:
— Что это?
— Огнестрельное ранение.
Он взял комок ваты, вытер кровь, пощупал пульс, выслушал сердце и выпрямился: — Ничего нельзя сделать.
Кестер не сводил с него глаз:
— Но ведь пуля прошла совсем сбоку. Ведь это не может быть опасно!
— Тут две пули! — сказал врач.
Он снова вытер кровь. Мы наклонились, и ниже раны, из которой сильно шла кровь, увидели другую — маленькое темное отверстие около сердца.
— Он, видимо, умер почти мгновенно, — сказал врач. Кестер выпрямился. Он посмотрел на Готтфрида. Врач затампонировал рапы и заклеил их полосками пластыря.
— Хотите умыться? — спросил он меня.
— Нет, — сказал я.
Теперь лицо Готтфрида пожелтело и запало. Рот чуть искривился, глаза были полузакрыты, — один чуть плотнее другого. Он смотрел на нас. Он непрерывно смотрел на нас.
— Как это случилось? — спросил врач.
Никто не ответил. Готтфрид смотрел на нас. Он неотрывно смотрел на нас.
— Его можно оставить здесь, — сказал врач.
Кестер пошевелился.
— Нет, — возразил он. — Мы его заберем!
— Нельзя, — сказал врач. — Мы должны позвонить в полицию. И в уголовный розыск. Надо сразу же предпринять всё, чтобы найти преступника.
— Преступника? — Кестер посмотрел на врача непонимающим взглядом. Потом он сказал: — Хорошо, я поеду за полицией.
— Можете позвонить. Тогда они прибудут скорее..
Кестер медленно покачал головой:
— Нет. Я поеду.
Он вышел, и я услышал, как заработал мотор «Карла». Врач подвинул мне стул:
— Не хотите пока посидеть?
— Благодарю, — сказал я и не сел. Яркий свет всё еще падал на окровавленную грудь Готтфрида. Врач подпаял лампу повыше.
— Как это случилось? — спросил он снова.
— Не знаю. Видимо, его приняли за другого.
— Он был на фронте? — спросил врач.
Я кивнул. — Видно по шрамам, — сказал он. — И по простреленной руке. Он был несколько раз ранен.
— Да. Четыре раза.
— Какая подлость, — сказал санитар. — Вшивые молокососы. Тогда они еще небось в пеленках лежали.
Я ничего не ответил. Готтфрид смотрел на меня. Смотрел, не отрывая глаз.
* * *
Кестера долго не было. Он вернулся один. Врач отложил газету, которую читал.
— Приехали представители полиции? — спросил он.
Кестер молчал. Он не слышал слов врача.
— Полиция здесь? — спросил врач еще раз.
— Да, — проговорил Кестер. — Полиция. Надо позвонить, пусть приезжают.
Врач посмотрел на него, но ничего не сказал и пошел к телефону. Несколько минут спустя пришли два полицейских чиновника. Они сели за стол и принялись записывать сведения о Готтфриде. Не знаю почему, но теперь, когда он был мертв, мне казалось безумием говорить, как его звали, когда он родился и где жил. Я отвечал механически и не отводил глаз от черного карандашного огрызка, который чиновник то и дело слюнявил.
Второй чиновник принялся за протокол. Кестер давал ему необходимые показания.
— Вы можете приблизительно сказать, как выглядел убийца? — спросил чиновник.
— Нет, — ответил Кестер. — Не обратил внимания.
Я мельком взглянул на него. Я вспомнил желтые краги и униформу.
— Вы не знаете, к какой политической партии он принадлежал? Вы не заметили значков или формы?
— Нет, — сказал Кестер. — До выстрелов я ничего не видел. А потом я только… — Он запнулся на секунду, — потом я только заботился о моем товарище.
— Вы принадлежите к какой-нибудь политической партии?
— Нет.
— Я спросил потому, что, как вы говорите, он был вашим товарищем…
— Он мой товарищ по фронту, — сказал Кестер.
Чиновник обратился ко мне: — Можете вы описать убийцу?
Кестер твердо посмотрел на меня.
— Нет, — сказал я. — Я тоже ничего не видел.
— Странно, — заметил чиновник.
— Мы разговаривали и ни на что не обращали внимания. Всё произошло очень быстро.
Чиновник вздохнул:
— Тогда мало надежды, что мы поймаем этих ребят.
Он дописал протокол.
— Мы можем взять его с собой? — спросил Кестер.
— Собственно говоря… — Чиновник взглянул на врача. — Причина смерти установлена точно?
Врач кивнул:
— Я уже составил акт.
— А где пуля? Я должен взять с собой пулю.
— Две пули. Обе остались в теле. Мне пришлось бы… — Врач медлил.
— Мне нужны обе, — сказал чиновник. — Я должен видеть, выпущены ли они из одного оружия.
— Да, — сказал Кестер в ответ на вопросительный взгляд врача.
Санитар пододвинул носилки и опустил лампу. Врач взял инструменты и ввел пинцет в рану. Первую пулю он нашел быстро, она засела неглубоко. Для извлечения второй пришлось сделать разрез. Он поднял резиновые перчатки до локтей, взял скобки и скальпель. Кестер быстро подошел к носилкам и закрыл Готтфриду глаза. Услышав тихий скрежет скальпеля, я отвернулся. Мне захотелось вдруг кинуться к врачу и оттолкнуть его — на мгновение мне показалось, что Готтфрид просто в обмороке и что только теперь врач его в самом деле убивает,
— но тут же я опомнился и осознал всё снова. Мы видели достаточно мертвецов…
— Вот она, — сказал врач, выпрямляясь. Он вытер пулю и передал ее чиновнику:
— Такая же. Обе из одного оружия, правда?
Кестер наклонился и внимательно рассмотрел маленькие тупые пули. Они тускло поблескивали, перекатываясь па ладони чиновника.
— Да, — сказал он.
Чиновник завернул их в бумагу и сунул в карман.
— Вообще это не разрешено, — сказал он затем, — но если вы хотите забрать его домой… Суть дела ясна, не так ли, господин доктор? — Врач кивнул. — К тому же, вы судебный врач, — продолжал чиновник, — так что… как хотите… вы только должны… может статься, что завтра приедет еще одна комиссия…