Гарпия | Страница: 49

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Дед.

Горгулья смотрела в окно.

– Вы присутствовали при его смерти?

– Да.

– Тогда все понятно. Очень мощный якорь. Вполне вероятно присутствие паразита. Сударыня, вы ни в чем не виноваты. Мое появление в университете спровоцировало превращение паразита в доминанта. Когда я закончу курс лечения Биннори, я буду рада предложить вам свою помощь. Разумеется, если вы дадите согласие. Мне потребуется месяц-другой отдыха, и я в вашем распоряжении. Не уверена, что после этого вы полюбите гарпий. Но в остальном – ситуация больше не выйдет из-под вашего контроля.

– Я подумаю.

Горгулья смотрела в окно. Мужчинам даже показалось, что в окне собирается вчерашняя буря, и черная запятая вновь кружит над университетом.

– Хорошо.

– Чудесно! – ректор потер ладони. – Великолепно! Если вы чего-то хотите, просите, не стесняйтесь!

– Я хочу продолжить обучение. К этому нет препятствий?

– Ни малейших!

– Я рада. До свиданья.

В приемной Исидора задержала Кручека.

– Возьмите.

Недоумевая, он принял от нее пухлую тетрадь в переплете из сафьяна.

– Дневник моего деда. Избранное. Вас заинтересует.

– Я не читаю личных записей! – возмутился доцент.

– Дед умер. Я – единственная наследница, согласно завещанию. Считайте, что я дала вам разрешение. Мне это больше не понадобится.

– Почему?

– Я в отпуске, – сухо ответила Горгулья.


* * *


"Я, Джошуа Горгауз, королевский маршал на Строфадах, гниющий в резервации восьмой год, в здравом уме и трезвой памяти, допив флягу сливовицы, со всей ответственностью заявляю:

– Пусть гарпии горят в аду!

Мое прошение об отставке, должно быть, легло под сукно…

…они – хищники.

Я не раз видел, как взрослая гарпия хватает обезьяну в гуще ветвей, или уносит зазевавшегося подсвинка. Бич кроликов, проклятие горных коз, мясо они любят во всех видах, не брезгуя и сырым. Собачатина – деликатес. Особенно если речь идет о щенках. Впрочем, они внимательно следят, чтобы на островах не перевелась дичь. Иногда довольствуются одними утками, которых на озерах тьма-тьмущая.

Фрукты им поставляет природа. Полей гарпии не возделывают. Огороды – кое-как. Случается, летят батрачить на материк – охраняют урожай от ворон и зайцев. Свою долю берут зерном. Да, еще обожают крупных насекомых.

На Тифее бытовало мнение, что пропажа детей – дело их когтей. Почему бы и нет? Если они воруют поросят, отчего бы не прихватить и двуногого малыша, когда тот отправится с корзинкой по ягоды? На наше счастье, гарпия не в силах поднять в воздух взрослого мужчину. Иначе потери в войне были бы куда ощутимее.

Голодать гарпии могут долго, без вреда для себя – до двух недель.

Они – философы.

Обычное для Строфад зрелище: крупный самец-гарпий сидит на ветке и пялится вдаль. Час, два, три… Он не двигается. Не откликается, если ты его зовешь. Не обращает внимания на изменения погоды. Начнись ливень, пади град – не шелохнется. Естественных врагов у них нет – сиди без боязни, никто не захочет тобой полакомиться. Когда я спрашивал, о чем они думают, мне начинали рассказывать всякую чушь. Иные миры, загадочные существа. Земли, которых нет под Овалом Небес. Небеса, которые никогда не видели Квадрата Опоры. Люди, каких не создавал Вечный Странник. Полеты во сне и наяву.

Бред.

Им самое место в резервации.

Они – щеголи. Цвет перьев они меняют усилием воли. Это раздражает. Смена одежды – да, я понимаю. Но перья? – хищники, философы, щеголи, их осталось слишком много…

...

…я так и не смог привыкнуть к тому, что они стареют за один день. Помнится, я считал Стимфала, одного из вождей партизанского движения – юнцом. Он выглядел лет на двадцать, не больше. Разумеется, я говорю о человеческой части его тела. В возрасте цапель, орлов и воробьев я не разбираюсь. После заключения мирного договора Стимфал ни капельки не изменился. Оставался юношей, пока я однажды не увидел его – стариком.

Сразу и надолго.

Раньше я не задумывался об этой стороне их жизни. Просто не различал их: гарпия и гарпия, чего там… Во время боевых действий и вовсе было не до того. С нами сражалась и молодежь, и глубокие старцы. Удивляло другое: старики были сильнее и проворнее молодых. Страшные бойцы – с их-то жуткими, морщинистыми рожами…

В резервации я поначалу воспринял все, как должное. Вот дети. Они быстро растут: в год летают, в пять – охотятся, в тринадцать лет практически не отличаются от взрослых особей. Вот молодые. Вот старики. Если бы Стимфал не подлетел ко мне и не заговорил – я остался бы в неведении.

Он был абсолютно не похож на себя-прежнего. Гордый красавец превратился в гордого урода. Морщины, складки, пятна на коже. Острый, как бритва, нос. Губы высохли, запали, обнажая острые зубы. Краше в гроб кладут. Мышцы на тонких руках превратились в жгуты проволоки. На груди – в жесткие латы.

Но летать он стал еще быстрее. Казалось, внезапная старость прибавила ему сил. Позже я узнал: это – правда. Лет до пятидесяти они не меняются. Вечные юноши и девушки. Но вечность сменяется на другую вечность. Уснув молодухой, гарпия просыпается старухой. Перед нами – два разных существа.

Или я не умею видеть в старухе вчерашнюю красавицу?

Старыми они живут еще полвека…

...

…случается, они отшельничают.

Начало периода уединения предвещает свист. Да-да, свист. Так свистят их перья, когда гарпии пикируют на добычу. Когти становятся тупыми. Можно подумать, что гарпии самое время отправиться в богадельню. Вместо этого она отправляется в горы, ближе к солнцу.

Мяса в период отшельничества гарпии не едят. Фрукты, коренья, травки; вода из родников. Основное их занятие – драть из себя перья. Смотреть на это противно. Словно кто-то у тебя на глазах выдавливает прыщ или дергает волосы из ноздрей. Они избавляются от дефектных частей оперения, особенно – от поврежденных маховых перьев. Но случается, что гарпия ощипывает себя целиком.

Голый петух с головой человека – потеха! Наши, кто подрезал или сжигал маховые перья гарпиям-рабам, получили бы удовольствие. Я о тех, кто дожил до победы…

В последнем случае гарпии ждут полтора месяца, пока оперение вновь отрастет. Голышом они каждый день купаются в ледяной речке. Потом часами загорают на солнышке. Вечером – заточка. Отвратительный звук, с каким гарпия точит когти о скалу, преследует меня ночами, и я просыпаюсь с криком.

Обновившись, они возвращаются.

Спросите меня, зачем я наблюдал за гарпиями-отшельниками, и я вам не отвечу. Чего не сделаешь от скуки, вынужденного заточения и двух-трех фляг сливовицы…