– Ты, – сказал Камень невысокому якуту, – держишь вход, чтоб никто не вошел. Ты, – он повернулся к скуластому русскому, – на всякий случай вместе со мной соседнюю палату обработаешь.
– Сделаю, – кивнул тот.
– Ждем час и работаем, – посмотрел на часы Камень.
– Здорово, Пузырь! – В палату осторожно вошел Десантник. – Как ты?
– Да хреново, – ответил тот. – Правда, сейчас очухался трохи. Чуть не замочили гниды.
– А за что они тебя?
– Сам не пойму.
– Значит, ты плох еще. Сейчас, когда медицина главная свалит, Картечь с Матросом придут, ну и бухнуть малость принесут. Ты не будешь, значит?
– Да немного выпью. Если крякну, так от водяры. Или что там будет?
– Самогон деда Василия.
– Это живая вода! – обрадовался Пузырь и сморщился. – Больно еще… Но все-таки еще живы мы, уже трое суток, как очухались.
– Поэтому из Тикси и отправили назад. Если бы не Картечь со своей пушкой, хана бы нам. Хорошо, что Блин признал этого… ну, как его?
– Маятника.
– А все-таки за что тебя грохнуть хотели?
– Те, кто знал об этом, убиты. Может, вас и спасло то, что не знали. Но вот что, Санек, если вдруг меня не станет, ну мало ли что… – Вздохнув, Пузырь замер. – Больно, блин. Лосина найди. Пусть он…
В соседней палате зазвенело стекло и ахнул глухой взрыв. Десантник ухватил Пузыря за пятки и рванул его к себе. Тот свалился на пол. В окно палаты, разбив стекло, влетела бутылка, раздался короткий взрыв. Сразу загорелись пол и стена. Десантник с криком вытянул Пузыря в коридор. На улице хлопнул пистолетный выстрел. И сразу бабахнул ружейный. Дежурная медсестра завизжала.
– Звони в пожарку! – крикнул кто-то из выскочивших в коридор больных.
– Один ушел, сучара! – Выбросив гильзы, Картечь вытащил из кармана два патрона и вставил их в стволы обреза.
– Там горит! – крикнул стоявший рядом с ним бич.
– Твою мать! – выбегая из дома, бормотал Бутов. – Да что это такое? Приехал, называется, для координации действий. Гони! – Он уселся в машину.
– Ну, сучара, – процедил Камень, – я тебя лично прикончу! – Он побежал по тропинке между домами.
– Ну вот и все, – глядя на зарево пожара, усмехнулся Цыган. – Теперь, Тикси, и там узнаю, что у Воробья наклевывается и на кой хрен нужен был бич с подругами.
– Палаты почти выгорели, – вздохнул пожарный. – Если бы больные сами не начали тушить, хана бы больнице. Они огнетушители взяли и с улицы огонь снегом засыпали. Кто же эти гады?
– Милиция выяснит, – отозвался сворачивающий пожарный рукав другой.
– Дождешься! – усмехнулся первый. – Так и не нашли, кто баб положил и Блина. А труп одного был. Милиционеры Умные морды делают, а делов нема.
– Спасибо тебе, – кашляя, посмотрел на Десантника Пузырев. – Ты сразу среагировал…
– Увидел, как кто-то в окно посмотрел, а потом замахнулся. К тому же перед этим в моей палате махануло. Но ногу тебе припекло здорово.
– Да главное – жив остался. А Картечь опять вместо ОМОНа… – Пузырев снова закашлялся.
– Да не мой это, – развел руками Картечь. – Я с Матросом проведать Пузыря и Десантника шел. Глядь, у окна двое. Ну я туда, а этот, – он кивнул на скрюченное тело, – на меня обрез наставил и говорит, мол, свали на хрен. Я ему звезданул в челюсть, обрез подхватил и начал…
– Они первые, – вмешался Матрос. – Еще третий был. А вот тот с пистолетом и стрельнул, – махнул он рукой на лежащего человека, над которым склонились двое милиционеров. – Ну, Картечь в обратку. А этот сука тоже пистолет выхватил. Картечь ему и вкатил заряд. Третий сбег. А меня вона, – показал он пропоротый рукав фуфайки, – задел. Хорошо, только фуфайку…
– А тебе что, разрешение на изготовление, хранение и ношение обреза выписать? – спросил Картечь Бутов.
– Да я же говорю, не мой.
– Вот что, стрелок, еще раз попадешься, и я тебя награжу для начала условным года на четыре. Хотя суд учтет, что ты был ранее судим.
– А что я два раза людей спасал, когда вы телик смотрели, – усмехнулся Картечь, – учтет или мимо пропустит?
– Слушай, Рудаков, это, конечно, хорошо, что ты рядом с убийцами оказываешься. И то, что молотишь этих – тоже. Но у меня уже четыре трупа с картечью. И что я говорить должен? Раз охотники вмешались, второй раз тоже? Да меня вместе с тобой посадят.
– Не боись, начальник, я тебя по делу не потащу, не ломай уши.
– Вот спасибо, – Бутов усмехнулся, – утешил. Короче, так, Рудаков: еще раз и сядешь. Понятно?
– А чего не понять-то. Только вот что я тебе скажу, мент, если снова какие-то шакалы будут моих приятелей убивать, я опять стрелять буду. А там хоть что хошь делай. Понял?
– Дергай отсюда, – сказал подполковник.
– Да я кентов проведать пришел.
– Мы уже уходим. – Матрос потащил его за руку.
– Да я чуть было не влип, – процедил Камень. – Снова Картечь с обрезом, сучара…
– Да черт с ним, с Картечью! – закричала Кира. – Ты не убил Пузыря! Он жив, и с ним сейчас мент этот приезжий разговаривает, подполковник Бутов. Я чуть было не столкнулась с ним. А он меня хорошо знает. Пузырь ему сейчас такого наплетет!..
– Пузырь выложит все, что знает, только Лосину, – уверенно проговорил Камень. – Если б хотел, сразу бы сказал. Он уже двое суток в сознании и не заикнулся даже. А вот Лосину сольет. А до этого я их всех грохну. Картечь, сука…
– Ты уже говорил это! – зло перебила его Кира. – Представляешь, что будет, когда Цыган…
– Да на хрену я видел и Цыгана, и тебя! У меня брата убили. Поняла?
– Федора убили?
– Его. И я с ними со всеми разделаюсь. Завтра ночью всех кончу.
– Федор Камнев, – сказал старший сержант милиции. – Личность известная. Он с братом, Сашкой Камневым, по двум убийствам проходит. Но тут их не видели.
– Значит, плохо смотрели, – недовольно произнес Бутов. – Так, – он взглянул на лежащего на кровати Пузырева, – может, ты все-таки объяснишь, в чем дело?
– Ничего не знаю, – ответил Пузырев. – Больно, – он пошевелил обожженной ногой. – Сделайте укол, сестренка. Или спиртику капните, враз полегчает.
– Какой спиртик? – рассердилась медсестра. – Ты ведь только из реанимации…
– Потому там и был, что не выпил! – отрезал Пузырь. – Если б трезвый был, там бы еще пристрелили… Камень, значит? Сидел я с ним в СИЗО, под следствием вместе были. Его потом откупили, заявление забрали. А он прилично мужичка оттоптал. Потом вроде мокрушником стал. С Левым крутился. Левого вскоре шлепнули, а он пропал. И братишку его я пару раз встречал. Во, блин, вместе пайку хавали, а он, чмо якутское, на меня бутыли с зажигательной смесью бросает. Вот паскудина!