— Маша, так кто тебя избил? — снова спросил Лев.
— Неважно, — уже из чистого упрямства ответила она.
— Ладно! Сам разберусь, — пообещал Гуров.
— Да что ты все о ерунде, — отмахнулась супруга. — Важно другое.
Она поманила мужа к себе, и он, сев на край кровати, наклонился к ней.
— Лева! Колье было! — прошептала она.
Едва сдержав рвущийся наружу крик ярости, Гуров с трудом взял себя в руки и ровным голосом попросил, чтобы она рассказывала дальше.
— Понимаешь, Лева, я от тебя и Стаса с Петром тогда получила столько втыков по поводу подарков, что стала даже на букеты смотреть с подозрением. А тут этот совершенно незнакомый мужчина с корзиной желтых роз. И одет вроде бы прилично, и вид у него был самый восторженный, но вот… — она подбирала слова. — Понимаешь, я актриса, я на сцене у партнера, как бы старательно он ни играл, фальшь мигом чувствую. А этот человек… Он тоже играл! И восторженность, и почитание. Не знаю, как выразить, но глаза у него были… Короче, он мне не понравился. Я ему, конечно, улыбалась, но вот когда все разошлись, я решила посмотреть, что это за цветы такие.
— Зачем? — чуть не застонал Лев. — Нужно было немедленно позвонить мне!
— А если бы оказалось, что там ничего нет? — возразила она. — Кем бы я тогда выглядела? Параноиком? Или как там? Параноичкой?
— Маша! — уже не сдержавшись, простонал Лев. — В таких случаях лучше перебдеть, чем недобдеть! Ладно! Сделанного не воротишь! Что дальше?
— Я надела перчатки и покопалась в корзине, а там на дне оказался обычный файл для бумаг, а в нем колье и записка: «Носи на здоровье. Санька Рыжий», — продолжала шепотом Мария. — Мне Баржа в камере сказала, что это кличка какого-то Александрова.
— Что ты с этим сделала? — сдавленным голосом спросил Гуров, который в этот момент, как никто, понимал мужей, убивавших своих жен в состоянии аффекта, он даже руки между колен зажал, чтобы побороть искушение.
— Я поняла, что это вовсе не подарок мне, а подстава против тебя. Мне Баржа все объяснила, — сказала Мария и передала супругу рассуждения уголовницы.
— Не лишено логики, — вынужден был согласиться Лев. — Где оно?
— Я его в гримерке спрятала.
— Зачем? — чуть не взвыл Гуров.
— Как зачем? — возмутилась она. — Это же улики! И ты, потянув за эту ниточку, найдешь того, кто хотел тебя подставить!
— Маша! Так твою гримерку, наверное, уже всю по камешку разнесли и нашли его! — чуть не заорал Лев. — Ты сама себе срок намотала!
— Фигушки! — торжествующе сказала Мария. — Слушай! До меня эта гримерка принадлежала Парамоновым. Мужу и жене. Парамонов был гениальным артистом, но пил. Бывало, что начинал спектакль трезвым, а к концу был уже никакой, еле слова выговаривал. Жена его перед выходом из дома обыскивала, вплоть до трусов — спиртного не было. Главреж гримерку только что с собаками не проверял — не находил спиртного, а Парамонов напивался. Так и пришлось ему уйти, и его жене тоже, потому что только ради него ее и держали. Вот он, узнав, что гримерка отойдет мне, и рассказал про тайник, где он водку держал. Помнишь, у меня там, в нише, стоит старинный шкаф?
— Помню такой, — с трудом пробормотал Гуров, потому что желание немедленно придушить супругу стало уже нестерпимым.
— Он до того тяжелый, что его даже во время ремонта с места не трогали, — заговорщицки шептала Мария. — У него по всем бокам что-то вроде столбиков, у которых наверху такие большие шишечки. Так вот, правая задняя отвинчивается, а столбик этот внутри полый. Если шишечку отвинтить, то внутри, через два-три сантиметра, есть то ли гвоздь, то ли шуруп, а к нему привязана леска, а уже к ней — авоська. Помнишь такие, синтетические, плетеные? Парамонов в ней водку держал, а я в нее файл с колье положила.
— Маша, если гримерку обыскивали с металлоискателем, а это наверняка так и было, то его уже нашли, — уверенно заявил Лев. — Что ты еще натворила?
Расстроенная Мария пожала плечами.
— Да, как уже и говорила, — вынесла часть цветов и эту корзину в коридор, остальные взяла с собой и поехала домой.
— А Турина зачем вызвала?
— На всякий случай, чтобы свидетели были, да не просто кто-то со стороны, а телевизионщики, которые могут шум поднять.
Гуров сидел и молчал, думая, что можно предпринять в такой ситуации, а жена обиженно смотрела на него и не понимала, что происходит. Она считала, что Лев должен был сейчас суетиться вокруг нее, так жестоко избитой, утешать и говорить ласковые слова, а он вместо этого ведет себя как чурбан бесчувственный. «Ничего! — решила она. — Я ему это еще припомню!» И, приняв оскорбленный вид, гордо молчала. Тем временем раздался стук в дверь, и, когда Гуров отозвался, появился Любимов.
— Ну вот! — сказал он, потрясая каким-то бланком с печатью и множеством подписей. — Все и сделано! Пациентка Строева госпитализирована в эту клинику, где была освидетельствована на предмет побоев — наличествуют, как и трещина в ребре…
— Так, мне же еще рентген не делали? — удивилась Мария.
— А что? Здесь мало других снимков? — усмехнулся адвокат и продолжил: — Зафиксировано также сотрясение головного мозга и внутренняя травма правой почки, о чем свидетельствует УЗИ. После того, как я озвучу сегодня по телевизору это заключение, не думаю, что какой-нибудь следователь решится явиться сюда, чтобы провести допрос. А если и явится, то его не пустят. Ну что? Звучит? — Он потряс листком.
— Звучит, — безрадостно пробормотал Лев.
Он мысленно проклинал Марию за ее неорганизованную самодеятельность самыми страшными проклятиями — вот до чего ему пришлось дойти! Прямая подтасовка фактов! Фальшивое медицинское заключение! И это все происходит с ним, полковником Гуровым! И ведь деваться некуда, а то Мария вернется в ИВС! Если колье, на что он особо не надеялся, все-таки не нашли, то для нее все еще может обойтись, но если его нашли?! Тогда уже не задержание, а арест с предъявлением обвинений, и ей прямая дорога в СИЗО! Последствия даже трудно себе представить! А эта идиотка лежит с оскорбленным видом, словно поруганная невинность!
— Ладно! — сказал Лев, поднимаясь. — Михаил Яковлевич, не мне вас учить, что надо делать. Скажите только, можно организовать так, чтобы в соседней комнате постоянно находился наш родственник? Он и желающих пообщаться со всенародно любимой артисткой, — язвительно произнес он, — отвадит, и предупредит ее, если кто-то из незнакомых врачей придет, а то она уже решила, что все кончилось, а на самом деле все еще только начинается! А уж изобразить смертельно больную Мария сможет!
— Любой каприз за ваши деньги, — сказал адвокат, переводя внимательный взгляд с Гурова на его отвернувшуюся к стене жену. — Я сейчас скажу, и ему постель принесут, чтобы здесь на диване спал, да и кормить будут. Но, Лев Иванович, вы уверены, что я знаю все, что мне положено знать?