— Если мой господин твердо в этом уверен, то все в порядке.
Гурби замолчал, мысленно обозревая размеры катастрофы, которая произойдет, если какой-то негодяй все же сумеет пробраться в винный погреб Хранителя.
Выждав немного, Ульден почтительно продолжил:
— Я давно хотел расспросить Вепря про его Дар. Если высокородный господин наложит чары, скажем, на вино — это только уничтожит отраву, находящуюся в вине? Или яд, подсыпанный уже в зачарованное вино, тоже не сможет убить пьющего?
Гурби приосанился. Даром своим он гордился, был в нем уверен (и имел на то все основания).
— Тот яд, что уже в кубке, потеряет силу. И потом в заговоренное вино можно отраву хоть ложками сыпать. Вкус изменится, но убить это вино уже никого не сможет.
— Изумительно. Я думаю, Вепрь зачаровал все кувшины и бочки в подвале Хранителя?
— Нет. Эти чары отнимают много сил. И весьма для меня болезненны. Я делаю это лишь в особых случаях… А! Понял! Ты считаешь, что это как раз особый случай?
Ульден поклонился.
— Но не могу же я без ведома Хранителя лезть в его винный погреб и вскрывать запечатанный кувшин? — возмутился Гурби. — А если поговорить со Спрутом… ну, что я ему скажу?!
— Если господин устроит мне хотя бы короткую встречу с высокородным Ульфаншем с глазу на глаз, я попробую убедить Спрута в том, что все происходящее — очень серьезно…
Нет, эти игры высокородных господ доведут Джанхашара до скромного погребального костерка!
Еще недавно он тихо радовался тому, что у третьего десятка свободный день. Хоть сегодня не нужно переживать за юного Спрута. Если и влезет в какие неприятности, так начальник стражи тут ни при чем…
Так нет же! Третий десяток в свой свободный день выследил гнездо контрабандистов, расколошматил негодяев в неравном бою, захватил пленных и товары, освободил похищенных людей.
Молодцы. Конечно же, молодцы. Вот только плохо, что история об их подвигах уже сегодня пойдет гулять по Аршмиру. А ну как Хранитель заинтересуется: не участвовал ли в этих приключениях его племянник?
А племянник не просто участвовал — еще и геройствовал. В пещеру первым полез, назвался человеком Ирслата… Голову бы десятнику оторвать за то, что допустил такое!
Но переживания можно и нужно было отложить на потом. Джанхашар получил свою высокую должность не за то, что трясся от страха перед начальством. Он знал свое дело. Сначала — люди. Его люди. И никому он не будет отрывать голову. Наоборот, похвалит…
— Молодцы. Получите наградные. И новый свободный день, только не завтра… Ранен только Гижер?
— Да, господин.
— До дома лекаря дойдет? Или сюда лекаря привести?
— Дойду, — подал голос Гижер.
— Хорошо. Алки тебя проводит. У нас теперь другой лекарь, Ульден с Кошачьей улицы… Алки, знаешь, где его дом?
— Знаю, господин, — кивнул Алки.
— Теперь пещера… Я послал гонца в береговую охрану. Надо будет дать им одного из твоих людей, Аштвер, в проводники. Они там поищут, нет ли рядом еще тайников, заодно и покойникам костры сложат.
— Говорун пойдет, — решил десятник. — Он эту пещеру хоть с суши, хоть с берега найдет. У него глаз хороший.
Ларш следил за начальником стражи с некоторым удивлением. До сих пор Джанхашар казался ему весьма забавной фигурой. Он так потешно боялся прогневать Хранителя!
Но сейчас, во дворе перед Домом Стражи, юный Спрут видел перед собой толкового командира, быстро и разумно расспросившего освобожденных аршмирцев и велевшего, чтобы каждый из них продиктовал писцу приметы мерзавцев, которые подлили им в вино сонное зелье или обманом выманили за черту города. Причем начальник стражи напомнил, чтобы в каждом допросном листе было указано, где проживает спасенный аршмирец: вдруг понадобится опознать арестованных пособников контрабандистов!
Затем было велено отпустить освобожденных по домам — всех, кроме пятилетней крохи с огромными темными глазами и шапкой курчавых волос.
— За этим цветочком, — пояснил Джанхашар, — второй день каждые ползвона [1] прибегает мать. И спрашивает, ищем мы ее радость или не ищем.
— Я пить хочу, — заявила «радость».
— Дай ребенку воды, — приказал Джанхашар старому слуге. — И пригляди, чтобы девочку отдали матери… Так, теперь груз. Меха со склада Заркуда, так? Пошлите за командиром второго десятка, он со своими людьми с утра на пожарище роется. Пусть забирает пленных, — Джанхашар бросил презрительный взгляд на кучку связанных, потупившихся контрабандистов, — и допросит этих скорпионов, как к ним меха попали.
Он встретился глазами с восхищенным взглядом Ларша. Замолчал. Помрачнел. Наконец решился.
— Есть дело, — сказал он негромко. — Прошу под крышу.
И кивнул в сторону крыльца.
* * *
— Что ж, не повезло — значит, не повезло. — Голос Ирслата был ровным и спокойным. Знаменитый контрабандист умел скрывать ярость и разочарование. — А вот тебе, дружище Лабран, повезло. Мне глупо уходить без груза. Придется задержаться на пару дней. Возможно, удастся раздобыть хоть что-то такое, что можно продать на Берниди. Ну, и твой заказ будет весьма кстати.
— Ты поосторожнее. Сейчас вся береговая охрана исполняет древние боевые пляски — как же, Ирслат у наших берегов! Мне бы не хотелось, чтобы мой сын вместе с другими моряками из охраны брал «Вредину» на абордаж.
— Мне тоже этого бы не хотелось… Я высажу тебя у Бычьей скалы, ты возьмешь свою лодку и вернешься… постой-ка! Что это за кузнечик распрыгался меж сосен? Не те ли это древние боевые пляски, о которых ты говорил?
Лабран взял из рук капитана Ирслата подзорную трубу.
Меж двух сосен неистово скакал человек, размахивая сорванной с себя рубахой и всячески стараясь привлечь внимание проходящей «Вредины».
— А я его знаю, — протянул Лабран. — По имени не помню, но что из контрабандистов — это точно… А не удрал ли он из той заварушки, в которой ты товар потерял?
— Но тогда как он «Вредину» обогнал — от пещеры до Бычьей скалы?
— Да запросто. Ты Ежовый мыс обходил, да еще медленно полз — там же скал напихано, верно?
— Ну, верно.
— А он напрямик, по суше. Если тропки знать…
— А почему он именно на Бычьей скале вытанцовывает?
— Может, знал, что условное место. Оно же у тебя не только со мной для сигнала назначено, так?