– Зря надеешься, – заметил Николай. – А впрочем, дело твое.
Он неторопливо стал подбирать ключ к клетке Коляна, открыл.
– Вольному воля, – сказал он. – Я свое дело сделал. Хочешь – уходи, нет – сиди в клетке, раб.
– Завтра посмотрим, кто из нас раб и кто из нас труп, – пообещал Колян.
Разговор потерял для Николая всякий интерес. Он еще раз огляделся.
– Кто-нибудь передумал оставаться? – громко спросил он.
Никто не отозвался. Николай бросил ключ в ближайшую клетку.
– Черт с вами, гладиаторы хреновы. Оставайтесь.
Тешьте публику. Я пойду.
Он постоял над лежащим без сознания охранником.
– Выходит, зря я его выключил? – посетовал он. – Что у вас здесь за кунсткамера!
Николай покинул эту добровольную тюрьму и без приключений добрался до выхода. Лифтер и его напарник все еще были без сознания. Николай оставил им автоматы, рожки, но пистолет и нож экспроприировал. Особенно нож понравился: тяжелое, толстое лезвие, отличная балансировка – хоть кидай, хоть режь вручную.
Он поднялся на лифте до первого этажа, вышел.
В холле вестибюля бродили те, кого уже успел утомить праздничный прием. Двери зала были приоткрыты, и оттуда доносилась музыка. Створки выглядели такими тяжелыми, что становилось понятно, почему к ним изнутри приставлены два амбала.
Николай вошел. Зал кишел людьми, музыка заполняла все огромное пространство, пела песню, кажется, Алена Апина, сполохи цветных лазерных взрывов мгновенно пронизывали все вокруг. Он не успел сделать и нескольких шагов, как на него почти упала женщина. Локтем обхватив его за шею, потянулась, быстро поцеловала в щеку и, отпустив, радостно сверкнула глазками. Это была Ленка.
– Ну ты даешь! – весело вскричала она. – Из кандидата в покойники сразу в главные гладиаторы! Ты, наверное, какой-нибудь чемпион Олимпийских игр?
Или чемпион мира? Знала бы, ни за что не согласилась бы участвовать тогда на пляже.
Была она одета в длинное зеленое платье с бесконечным разрезом чуть ли не до талии. При каждом движении длинная ножка становилась еще длиннее и каким-то чудным образом слепила глаза. Вернее, делалось невидимым все, кроме собственной ее прелести.
– Ты куда пропала, крошка? – весело спросил Николай.
– Тоже делаю карьеру. Представляешь, мне удалось подцепить – ты не поверишь! – самого…
Она перешла на шепот и назвала действительно очень известного политика еще горбачевских времен, удивительно солидного и благообразного.
– Врешь! – усомнился Николай. – Он же старенький.
– Тьфу, тьфу, тьфу! – быстро сплюнула она через левое плечо. – Как бы не сглазить. Мне какое дело?
А что пожилой, так это даже лучше: меньше забот, больше благодарности. Ты не поверишь, но он мне уже сделал кое-какие предложения. Если не сорвется, значит, не зря я здесь место пробивала. Жутко вспомнить, чего мне это стоило!
Песня смолкла, раздались аплодисменты там, где располагалась эстрада. Вновь зазвучала музыка, кто-то из незнакомых запел. Кажется, мужской голос. Сейчас, при неистовом поголубении богемно-политической элиты, трудно различать и вторичные признаки.
Хотя, возможно, пел парень.
– Желаю тебе удачи, малышка! – сказал Николай.
– Но как же ты согласился? Тут говорят, что ты будешь драться с Гоблином? Это правда?
– Все может быть, все может быть, – сказал он. С Гоблином, так с Гоблином. Мне, правда, еще никто не делал никаких предложений, но, может быть, здесь так принято?
– Как? – удивилась Лена. – Тебе еще ничего не говорили?
– Представь себе, крошка, меня наняли каким-то охранителем пляжа за десять кусков в месяц. И все.
– Ой, не могу, – весело воскликнула Лена. И вдруг встревожилась. – Слушай, а может, ты сейчас тихо выйдешь, и пошли они все к черту! Я тебе свой московский телефон дам, позвонишь, что-нибудь придумаем.
– Нет, крошка. Не привык я бегать от неизвестности.
– Ну и зря. Кстати, не называй меня этим дебильным "крошка" и прочее.
– Хорошо, крошка, – кротко согласился Николай.
Она быстро взглянула на него и провела ладонью по его щеке.
– Извини, Коленька. Видишь, какая тут жизнь.
Волчья. Вот и срываешься, дорогой. На самом деле мне приятно быть крошкой. Любой женщине приятно. Просто здесь не до нежностей. Я и так тут с тобой вчера чуть не сорвалась.
– Все. Забыли, крошка.
Она невесело улыбнулась.
– Так что ты знаешь о Гоблине, или как там его еще?
– Я его не видела, по правде сказать.
– Я же не спрашиваю, видела ли ты его? Я спрашиваю, что ты знаешь?
– Немного. Наверное, как и все. У Барона живет какой-то чудовищной силы мужик. Он его где-то в Средней Азии купил. Или на Кавказе. В общем, чудовище. Он его выпускал всего несколько раз. Говорят, он просто разрывает противников на части.
Николай покачал головой.
– Успокоила. А я думал, меня хотят стравить с Серым.
– С ним, вероятно, тоже. Но, я слышала, Барон не считает, что Колян тебе соперник. Поэтому он хочет выставить тебя против Гоблина.
– А ты, оказывается, много знаешь. Спасибо, – иронично поблагодарил Николай. – Спасибо, что меня так высоко ценят.
– Пожалуйста. Только это к Барону.
Лена жалостливо покачала головой.
– А может, все-таки ноги в руки и в Москву? А, Коленька?
Он улыбнулся, потому что первый раз в жизни ему оказывала покровительство женщина. Во всяком случае, пыталась оказать покровительство.
– Ты улыбаешься? – спросила она. – О чем ты думаешь?
– Я думаю о том, что всю жизнь недооценивал себя. Вы за эти три дня открыли мне глаза. Когда Барон предложит мне этого Гоблина, я поторгуюсь еще об оплате.
– Ой, Коленька, надеешься переиграть Барона?
Николай отвернулся и посмотрел в зал, потому что ее лицо перестало быть лицом влюбленной женщины.
Когда мгновением позже он услышал ее смех, снова повернулся к ней и обнял за плечи.
– Ничего, крошка. И не в таких переделках были.
Спасибо, что сказала а Гоблине. А телефончик все же как-нибудь дай.
– Коленька!..
– Да?