И как после всего этого можно предать мужа, как можно растоптать его благородство, уважительность, такт и прочие достоинства… Это какой свиньей и гадиной надо быть!
«Потом, я же не влюблена в Евгения. Нет, нет! Просто временное помрачение. Наваждение. Все это должно скоро пройти. Обычная ситуация — двое в закрытом пространстве. Он и она. Инстинкт — надо размножаться. Но это именно инстинкт, животная похоть. Она ни к чему не приведет. Секс, а потом пустота, отвращение. И мысль, что разрушено все то доброе, хорошее, что строилось годами, ради минутного удовольствия!»
Лиля перевела дыхание.
«Кажется, отпустило». — Она подняла глаза на Евгения и спросила:
— И почему женщины так любят сказки?
— То есть?
— Почему они верят в любовь вечную и прекрасную — до самого гроба… В жизни же все иначе! Единицы встречают старость вместе, да и то не потому, что их соединила великая любовь, а потому, что обладают определенными человеческими качествами — терпением, пониманием, умением сдерживать себя. Да и вообще, я думаю, любовь — это не главное в жизни! — неожиданно заключила Лиля.
— Совсем не главное, — согласился Евгений. — Мне кажется, любовь придумали. Раньше ее не было. Ну, то есть влечения, нежности и прочего никто не отменял, и древние люди, наверное, испытывали нечто подобное, кратковременное — к своим половым партнерам… Но если брать ситуацию в целом, то человеку раньше не до любви было. Выживать приходилось. Когда испытываешь холод, голод, опасности подстерегают со всех сторон — не до сюси-пуси. Потом — религия, опять же, сдерживала, куча табу и запретов… А культ любви, человеческой любви возник позже. И сейчас он цветет махровым цветом. Потому что все меньше проблем, все больше свободного времени. Цивилизация облегчила нам жизнь, войн и революций нету, чем еще заняться… Единственная страсть, единственное утешение скучающего, сытого, здорового человека — любовь.
— То есть ты не веришь в любовь?
— Нет, — спокойно сказал он. — А бабы — они с жиру бесятся. Чю-уйства им подавай…
— Ты жесток. Но ты прав. Да-да. Только как с таким настроем сочинять сценарий о любви? — улыбнулась Лиля.
— Да нормально! Все сочинители мелодрам, писатели, — люди циничные, с холодным сердцем.
— Ты опять прав. Либо любить, либо писать о любви, — согласилась Лиля. С каждой минутой ей становилось легче. — Ладно, пойдем, работать надо.
Закончив обед, оба отправились в номер Евгения. Сразу решили, что будут работать там, поскольку окна его номера выходили на кирпичную стену какой-то пристройки. А значит, даже вид из окна не мог отвлекать от работы.
Сели рядом перед ноутбуком, плечом к плечу.
— А давай с таджика-рабочего начнем? — предложила Лиля. — Короткая сцена, вводная, но она сразу дает зрителю представление о том, что Москва — это огромная стройка.
— Может, и концовку с тем же таджиком придумаем? Раз он у нас через весь сюжет проходит…
— Да! Точно, закольцуем все! — с азартом произнесла Лиля. — Пиши: «Панорама Москвы. На последнем этаже строящегося дома рабочий-таджик кладет кирпичи…»
— А героиню когда вводить будем?
— Да это не важно, если надо, переставим сцены! Быстрее, не думай.
— Да как «не думай»? — засмеялся Евгений.
— А вот так, — строго произнесла Лиля. — Ты думаешь рассудком. Слово за словом у тебя идет в мозгу, по прямой линии. А надо писать не мозгом, а интуицией, что ли… То есть не мыслями, а чувствами.
— Послушай, ты серьезно?
— Да, да…
Поворачивая компьютер в разные стороны, Лиля и Евгений печатали на нем — то одна, то другой, пытаясь найти нужный ритм, наиболее удобный способ работы. Проговаривали каждую фразу, каждое слово…
Поначалу было неудобно, они злились, раздражались, но скоро дело пошло, и они уже забыли обо всем, полностью погрузившись в сценарий.
…На ужин чуть не опоздали, потом снова сели за компьютер.
Снова забыв о времени, работали до полуночи, пока Евгений не спохватился и не заявил, что режим дня — это святое, надо набраться сил до завтра.
Лиля согласилась.
Зашла в свой номер, быстро умылась, рухнула в постель. «Вроде бы не пни корчуем, а как я устала…» — успела подумать она перед тем, как заснуть.
Следующий день Лиля с Евгением тоже работали, потом третий…
Дождь все это время лил как из ведра, сценаристы даже ни разу не вышли из корпуса, в котором жили. Изредка Лиля звонила домой, мужу, перекидывалась парой фраз с Викусей, передавала приветы Раисе Петровне.
Звонил ли Евгений жене? Лиля не обращала внимания. Или он это делал не при ней…
А на четвертый день случилось вот что. Они собирались писать очень важную сцену — знакомство героев, то, при каких обстоятельствах это произошло. И вот именно в этом вопросе никак не могли сойтись.
Знакомство Маши и Паши, с одной стороны, должно произойти при необычных обстоятельствах, с другой — они все же в первую очередь создают мелодраму, лишь во вторую очередь — комедию. Лиля настаивала на романтичной линии, Евгений — на комедийной.
Они спорили, молчали, снова спорили… И никак дело не шло, словно наткнулись на невидимую стену и не могли ее пробить.
Бегали из его номера в ее и обратно. Стояли рядышком на лестнице, вцепившись в перила, и смотрели сквозь стекло на аллеи парка, утопающие в дожде. Поругались. Помирились.
Потом устроили «час тишины», дабы собраться с мыслями. Но не получилось, скорее, наоборот — мысли и вовсе исчезли.
Поужинали там же, в столовой, устроили мозговой штурм. Чуть не убили друг друга, споря в полный голос… Немногочисленные отдыхающие с удивлением косились на них. Опомнившись, сценаристы убежали к Евгению в номер.
— Ладно, давай ничего не будем делать, давай завтра с утра, со свежей головой, приступим к работе, — предложил Евгений.
— Хорошо, — сухо сказала Лиля и ушла к себе (ей вдруг показалось, что Евгений ее ненавидит и что она ему надоела до смерти).
Запершись у себя в номере, молодая женщина включила телевизор. Посмотрела новости.
Потом выглянула в окно (из ее окон открывался чудесный вид на парк).
…Уже начинались сумерки, только-только зажглись фонари — блестели мокрые асфальтовые дорожки; мерцая, дрожала на ветру подсвеченная электричеством желтая, прозрачная, уже умирающая листва…
Лиля немедленно натянула на себя резиновые сапоги, достала из чемодана длинный плащ с капюшоном и, не предупредив Евгения, вышла из корпуса. Вернее, она и не собиралась предупреждать своего коллегу — она хотела побыть одна.
На большой площадке с клумбой, на которой росли отважные бессмертники, еще бродил народ, совершая вечерний моцион, — с зонтами, в куртках и резиновых сапогах.