— И я умру.
— Я буду приходить к тебе, даже мертвый.
— Лазарев, ты пересмотрел глупых сериалов — про ходячих мертвецов, про вампиров, встающих из гроба…
— Наверное. Я не так давно смотрел фильм на эту популярную нынче тему оживших мертвецов. И очень милый, трогательный сюжет там… О том, как оживший мертвец полюбил живую девушку.
— И? Чем все закончилось?
— А он ожил. Представляешь? Он полюбил и снова стал живым человеком. Любовь — сильнее смерти. Это штамп, но… если правильно обыграть, штамп превращается в нечто оригинальное, новое.
Они шли по широкой аллее, мимо памятников и надгробий с известными именами.
— А почему кладбище называется Ваганьковским?
— Погуглить надо, — Евгений рассмеялся. — Если серьезно — то по месту. Тут местность называлась — Ваганьково или что-то в этом роде. Владимир Даль (он, кстати, тут похоронен) в своем словаре утверждал, что «ваганиться» — забавлять, шутить, баловаться. Или еще: «ваганами» в Древней Руси называли псарей. То есть, возможно, тут находилось поселение псарей. Или название произошло от слова «вага» — весы. В общем, вопрос темный. Точно такой же, как дело с названием нашей столицы… Поди разбери, отчего Москву Москвой назвали.
— Да… А я слышала, что Ваганьковское — от слова «ваганты». То есть бродячие артисты, музыканты. Трубадуры, менестрели, миннезингеры… Но ваганты и прочие были в Западной Европе. Наверное, просто совпадение. У них ваганты, у нас ваганы.
— Но что-то в этом есть, в вагантах. Посмотри, это и вправду место упокоения знаменитых людей, в основном творческих профессий. Высоцкий, Есенин… Чем не ваганты? Здесь и сценаристы лежат.
— Геннадий Шпаликов, известный советский сценарист. Он написал сценарий к фильму «Я шагаю по Москве». В соавторстве с кем-то, кажется…
Евгений с Лилей бродили по аллеям, читали надписи на надгробиях.
— Ты бы хотела здесь лежать? У тебя есть шанс, Лилька! Прославишься, и понесут тебя сюда…
— Скорее тебя, — огрызнулась Лиля. — Ты ж у нас молодой талантливый драматург!
— Давай снимем номер, — вдруг сказал Евгений спокойно, совсем не в тему.
— Какой номер?
— Номер в гостинице.
— А… Смерть возбуждает тебя. Я помню. Гадкий извращенец. А давай, снимем номер. Ты думаешь, меня это шокирует? Нет, совсем, — пожала плечами Лиля. — Будем плясать на костях. Твоя жена чуть не наложила на себя руки, а мы — поедем в номера…
— Ты шутишь? Почему ты это говоришь? Это ирония?
— Я сама не знаю, ирония это или что. Я сама гадкая, — произнесла Лиля, улыбаясь сквозь слезы. — Я должна терзаться муками совести — ну как, из-за нашей связи Ира твоя чуть руки на себя не наложила! — а я вместо того думаю, какой же ты красивый. И как тебе идет этот костюм, это пальто. Ты похож на киноактера. Ты неприлично, неприлично красив сегодня.
— Разве красота — мужское достоинство?
— Еще какое! Черт возьми, как приятно любить красивого мужчину! — топнула Лиля ногой. — Не лысого, пузатого, кривоногого, а…
Примерно через час они оказались в гостиничном номере, одни. Обычная московская гостиница, очень недешевая, кстати.
С бутылкой шампанского и любимым Лилей «ксю-ксю», купленными по дороге, в алкогольном супермаркете.
— Я не представлял первое время, как ты пьешь эту бурду, этот коктейль, от которого все кишки должны слипнуться… А теперь привык. Ира, кстати, пьет сухое красное вино. Оно полезным считается, — брезгливо поморщился Евгений. Он поставил бутылки на стол.
— Ну да, полезное. А чем тебе красное вино не угодило? — удивилась Лиля.
— А меня теперь все в Ире раздражает, — признался Евгений. — Она кажется мне неискренней, глупой. Она вся состоит из штампов. Вот считается хорошим тоном любить красное вино — она его и любит. Сама ни хрена в нем не разбирается, а любит! Покупает какое-то дешевое и кайфует… — Евгений опустился в кресло прямо в пальто, закрыл лицо ладонями.
Лиля огляделась. Обычный гостиничный номер, с минимумом мебели, но чистый, светлый. Широкая кровать, «плазма» на стене… Не так все и плохо, как она себе воображала.
Лиля подошла к Евгению, присела перед ним, отвела его руки от лица, поцеловала.
— Чего ты злишься? — ласково спросила она.
— Я понимаю, как выгляжу со стороны. Нехорошо я выгляжу, сплетничая об Ире. Но ничего не могу с собой поделать. Я все это годами держал в себе, старался не обращать внимания. А тут меня словно прорвало… Не слушай меня. Тоже мне мужик — привел девушку в номер и на жену жалуется, — усмехнулся он.
— Этак и я тебя скоро раздражать начну, — сказала Лиля. — Разве нет?
— Ты и сейчас меня раздражаешь иногда. Но с тобой я могу говорить. — Евгений посадил Лилю на колени, прижал к себе. Они сидели так довольно долго, молча.
У Лили все дрожало внутри, словно душа плакала. Известие о том, что Ира пыталась покончить самоубийством, буквально сразило Лилю, не выходило теперь из головы. Нет, она и раньше подозревала, что у их союза с Евгением много минусов, но что возможны подобные повороты сюжета, даже предположить не могла. А что дальше будет? Возможно, Ира решится повторить попытку — позже, когда Евгений станет уходить из дома… Эта мысль теперь неотвязно преследовала Лилю.
«А Вика? Боже мой, Вика же никогда меня не простит и не поймет. Она добрая девочка, но я же знаю, какой она принципиальной становится иногда. Редко, но вдруг проявляется в ней эта стальная несгибаемость… Это у нее от Раисы Петровны. Похожие характеры у бабушки и внучки. Свекровь вот тоже соглашается со всем, не скандалит открыто, но, если что не по ней, делать не будет, терпеть не станет! И Вика такая же. Дочь меня не простит за то, что я разрушила семью. И какая наивность с моей стороны — надеяться, что Вика уйдет вместе со мной из дома. Она никуда не уйдет, она останется с отцом и бабушкой… Ведь если она уйдет, то, получается, она их предаст. Я предала своих домашних, и Вика должна предать? Нет, нет, она не станет добивать их, Вика останется с ними. Она меня любит, но… она останется с теми, кому тяжелее. Если я решусь уйти из семьи, то я потеряю дочь».
Лишиться дочери Лиля не могла.
Но как отказаться от Евгения? Тоже невозможно. Проще умереть самой!
…Евгений провел рукой по волосам Лили, прижался с коротким поцелуем к ее губам, потом принялся спокойно, методичными движениями, не торопясь, ее раздевать.
И Лиля раздевала его, сосредоточенно расстегивая пуговицу за пуговицей на его рубашке.
Оба встали — одежда кучей оказалась на полу.
— Какая ты горячая…
— Это ты холодный.
— Я мертвый потому что. Оживи меня.
Оба засмеялись одновременно. Евгений одним движением сбросил покрывало с кровати. Легли на нее, не разжимая объятий, продолжая целоваться.