— Ты правда так думаешь, Ларисса? — Он был рад, что она надела туфли на высоченных каблуках и может смотреть ему прямо в глаза. Что ее губы находятся так близко… Ему пришлось сжать руки в кулаки, чтобы не прикоснуться к ней. — Ты правда думаешь, что все закончилось потому, что ты ушла? Думаешь, что на этот раз тоже будет так просто?
— Чего ты хочешь, Джек?
Ларисса больше не играла. Она стала той женщиной, которую он узнал на острове. Он видел это в ее глазах, слышал в ее голосе.
— Я не знаю. — Ему казалось, что его голос звучит сам по себе. Что он больше над ним не властен.
— Ты правда хочешь знать, что меня связывает с Чипом Ван Хаузеном? — хрипло произнесла она. — Мне раньше нравилось проводить с ним время, потому что это расстраивало Тео. Это означало, что я могла навредить Тео и поддержать свою склонность к саморазрушению. Таким образом, я убивала одним выстрелом двух зайцев. — Ее губы дернулись. — Он думает, что я что-то ему должна, но он всего лишь избалованный самодовольный эгоист. Он считает, что все ему что-то должны.
— А ты так не считаешь? — поддразнил ее Джек, поднял руку и убрал прядь волос, упавшую ей на лоб. В ответ Ларисса вздрогнула, и ее губы приоткрылись.
— И что я, по-твоему, должна тебе, миру или кому-либо еще? — Ее голос предательски дрогнул. — Какую цену я должна заплатить? Совершенно очевидно, что ты считаешь, что я должна понести наказание. Почему бы тебе не сказать, в чем оно состоит?
— Я не это имел в виду.
— Ты не единственный человек на свете, который решил, что хочет имидж получше, — гневно бросила она. — Просто когда ты стал хорошим мальчиком, тебе устроили торжественную встречу с серпантином и конфетти, а некоторым приходится прикладывать усилия, чтобы им поверили.
Внезапно Джеком завладела ярость и еще какое-то чувство, которое отравляло душу.
— Зачем ты играешь в эти игры, Ларисса? Чего ты надеешься добиться?
Несколько секунд она выглядела так, словно он нанес удар ей под дых. Затем она вдохнула, и ее прежняя маска вернулась на место. Его злило, что он увидел в ее глазах боль. Ему хотелось продолжать верить, что она искусный манипулятор.
— Твоя спутница очень красивая, — тихо сказала она. — Уверена, из нее получится образцовая жена, и твой дедушка будет доволен.
— Ты думаешь, что знаешь, какой должна быть моя идеальная жена? — спросил он. — Откуда такая уверенность?
— Она испытывает перед тобой благоговейный трепет, — отрезала Ларисса. — Сомневаюсь, что она заметит, когда ты неизбежно начнешь ей изменять. Несомненно, она испытает облегчение, когда ты оставишь ее в покое. Она не производит впечатление страстной натуры.
— В отличие от тебя. — Наклонив голову набок, Джек с вызовом посмотрел на Лариссу: — Ты предлагаешь мне себя в качестве моей первой любовницы?
— Нет. — В ее глазах промелькнула тень боли, но она не отвернулась. — Уверена, что у тебя будут любовницы, но я определенно никогда не буду одной из них.
— Лгунья, — прошептал Джек. Он знал, что должен на нее злиться, но вместо этого испытывал что-то другое, и это его пугало. — И трусиха. Ты действительно думаешь, что можешь продолжать убегать? Что если будешь притворяться респектабельной, это тебя спасет?
— С меня достаточно… — начала возражать она, но Джек больше не мог сдерживаться и заставил ее замолчать единственным способом, который знал. Он накрыл ее губы своими, вложив в этот поцелуй ярость и страсть, которые его переполняли все эти несколько недель.
Он забыл, кто они и где находятся. Кто может их увидеть и чем это может обернуться. Он так по ней соскучился. Ему хотелось снова оказаться внутри ее.
Неожиданно она застонала и отстранилась.
— Ларисса…
— Ты хочешь не меня, Джек, а женщину, которую ты во мне видишь.
— Ты не знаешь, чего я хочу, — бросил он и, к своему ужасу, понял, что сам тоже этого не знает.
— Мне все равно, чего ты хочешь, — возразила она, и Джек осознал, что сейчас перед ним настоящая Ларисса. Что она злится и страдает. — Меня волнует, чего хочу я. Мне определенно не хочется целоваться с мужчиной, который втайне меня ненавидит. Тем более когда где-то рядом находится его потенциальная невеста.
— Я хочу тебя, — сказал Джек и придвинулся ближе, но Ларисса снова отстранилась. Ее взгляд был острым как лезвие ножа.
— Ты совсем меня не знаешь, — возразила Ларисса. — Тебе нужен образ, не имеющий никакого отношения ко мне.
— Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь.
Его сердце бешено стучало, руки ныли от того, что он не мог к ней прикоснуться.
— Нет, — уверенно произнесла она. — Но я знаю тебя. — Ее глаза цвета морской волны засверкали. — Ты без зазрения совести критикуешь меня за каждый мой недостаток, в то время как сам только и делаешь, что пляшешь под дудку своего деда. Но как бы сильно ты ни раскаивался за свои прошлые грехи, этого никогда не будет достаточно, Джек. Ты никогда не сможешь оживить свою мать и заставить деда лучше к тебе относиться.
— Заткнись, — грубо бросил он.
— Ты лучше будешь несчастным до конца жизни, чем попытаешься противостоять своему деду, — продолжила она, не обратив внимания на его приказ. — Ты намерен жениться по приказу деда, как будто на дворе сейчас девятнадцатый век, хотя постоянно даешь мне понять, что из нас двоих я слабее. Что у меня куча недостатков. — Она дерзко вскинула подбородок. — Да, я слаба и далека от идеала, но я хотя бы не строю из себя святошу.
— И это говорит женщина, которая всю свою жизнь только и делает, что притворяется! — выпалил Джек, не в силах сдержать бурю эмоций, бушующую внутри его. Среди этих чувств были гнев, возмущение и еще что-то, что его напугало. Может, в глубине души он признал ее правоту?
— Ты меня не понимаешь, Джек, и не поймешь никогда, — печально сказала она.
Ее глаза были полны горечи, и он осознал, что потерял ее. Что подвел ее. Что она ушла от него по его собственной вине.
Ларисса отошла он него еще на шаг, и он понял, что она больше к нему не вернется.
— Ларисса… — позвал он, но было уже слишком поздно. Она повернулась и пошла вниз по ступенькам.
После этого Джек еще какое-то время стоял на месте, пытаясь понять, что только что произошло и как ему быть дальше.
Ларисса ждала своего отца в той же гостиной в особняке Уитни, в которой провела множество неприятных минут в юности. Комната располагалась на втором этаже величественного здания, занимающего целый квартал на Манхэттене и вызывающего интерес у проходящих мимо туристов. Эта комната была у Брэдфорда самой любимой. Она находилась далеко от помещений, предназначенных для персонала, и он мог не беспокоиться о том, что его подслушают, когда он будет громко выражать свое вечное недовольство.