Я не стала заново живописать ужасные условия каморки, в которой мы провели всего одну ночь, оставила сестре самой додумывать. Она подумала и спросила вовсе не то, чего я желала бы:
– За что герцог отправил вас в Тонкедек?
– Повторяю: он сумасшедший ревнивец. – Черт, это не объяснение, требовалось что-то более конкретное. Я придумала. – Ревновал меня ко всем от короля до прислуги.
– Короля? – ушки у Олимпии встали на макушку, свой роман с Его Величеством она не забыла, как и мою помощь Мари.
– Да, – я невинно таращила на сестру глаза, – герцог посмел сказать гадость о моих сестрах, упомянув при этом Его Величество. Я ответила, что король хорош не только тем, что король, но и как мужчина. И вот поплатилась.
– А вы откуда знаете?
Да что ж это такое?! Угомонится она или нет? Помощница, тоже мне, не лучше самого Шарля!
– Я полагала, что моя сестра не будет иметь роман с неинтересным мужчиной, будь даже дважды королем.
Про роман надо бы осторожней, но сказанного не вернешь. К тому же я не уточнила, какая именно сестра, если припечет, скажу, что имела в виду Мари.
– И Шарль приревновал вас к Его Величеству на основании такой мелочи?
– Дорогая, он готов ревновать к скульптуре Аполлона или даже к амурчикам, нарисованным на потолке, ведь им сверху можно заглядывать в мое декольте.
Если и такая шутка не поможет, то лучше бы я сюда не являлась. Помогла, Олимпия рассмеялась, причем я заметила, что она явно старается запомнить шутку, чтобы где-то блеснуть. Да, ради бога, я тебе еще нашучу на целый год вперед, только помоги.
Не знаю, что именно повлияло на мою недоверчивую сестрицу, но она решила помочь мне, но на всякий случай уточнила:
– Вы не намерены возвращаться домой к мужу?
А вот это вопрос… Куда мне деваться дальше, заводить с Шарлем развод? Но он найдет свидетелей моего «распутного» поведения в Тонкедеке, тот же священник с удовольствием подтвердит, что я клялась папой римским и не посещала мессы.
– Я… не знаю… Приютите меня хотя бы на сегодня и позвольте отдохнуть, чтобы потом воспользоваться вашими советами?
Никаких советов Олимпия мне не давала, но я хорошо помнила, как она старалась делать это раньше на правах старшей сестры, а мы с Мари всячески этих поучений избегали. Можно попенять на свою недальновидность, но я решила, что пока достаточно. На всякий случай все же заверила, что желаю все решить с мужем мирно.
На мое счастье, Олимпия устала, ведь она вернулась домой после бессонной ночи, когда обнаружила меня перед дверью своего отеля. А потом мы еще так долго беседовали… Сестра была не против отложить решение моего вопроса до того времени, когда отдохнет.
У меня было подозрение, что она просто намерена с кем-то посоветоваться или попросту сообщить о моем присутствии герцогу Мазарини. Что делать в таком случае? Что мне вообще делать? Сбегая из монастыря, я не задумывалась, что буду делать дальше, самым важным казалось просто удрать из этого каменного мешка, а там все должно разрешиться само собой. Но само собой не решалось, единственная, к кому я могла обратиться, сестра сомневалась в том, стоит ли мне помогать. Я злилась на Олимпию, но понимала ее положение. Давая мне приют в своем доме, она рисковала навлечь гнев короля и, что хуже всего, королев, причем обеих. Эти две ханжи могли превратить не только мою, но и жизнь моей сестры в сплошные неприятности.
Но меня это беспокоило куда меньше, чем неизвестность о дочери. Где Шарлотта и как мне быть с дочерью? Главное не то, примут ли меня снова при дворе или как отнесется ко мне чертов дурак Шарль, а то, как найти дочь и сбежать с ней подальше. Но вытребовать у Шарля сведения о ее нахождении я не могла, все козыри в его руках. На помощь Армана рассчитывать нельзя, кто знает, когда он вернется, да и вернется ли вообще? Мари далеко, времени на то, чтобы связаться с ней и посоветоваться, нет. Я осталась в этом мире одна безо всякой помощи и надежды, и как долго продлится такое положение – неизвестно.
В голове неотступно билась одна мысль: Шарлотта, я должна разыскать и забрать дочь. Я сумею вырастить ее сама, если у Шарлотты не будет блестящего будущего при дворе, неважно, главное, чтобы ее не воспитывал придурок вроде Шарля, чтобы ее не могли загнать в монастырскую келью с унижениями и невозможностью распоряжаться своей судьбой. И ради того, чтобы моя девочка не знала таких проблем, я должна пожертвовать собой, сейчас пожертвовать. Я не добьюсь даже встречи с дочерью, если буду бегать, как бездомная шавка. Как ни ужасно, но стоило признать, что муж сделал все, чтобы поставить меня вне закона и организовать осуждение общества. И у меня не было ни единого шанса пойти против него с открытым забралом.
Если не можешь ничего противопоставить немедленно, сделай вид, что подчиняешься, накопи силы и ответь – эту немудреную истину мне внушала бабушка. Что ж, самое время последовать этому совету, как бы ни было противно и унизительно.
Конечно, я не сомкнула глаз, пока сестра отдыхала, передумала тысячу вариантов, но ни один из них, кроме того самого – сделать вид, что подчинилась, – не подходил. Оказалось, что унижения в монастыре таковыми вовсе не были, если их сравнивать с тем, что предстояло вытерпеть сейчас. Ладно, я вынесу, я все вынесу, но тем страшней будет моя месть, герцог Мазарини. Если уж мне некому помочь, я справлюсь сама, я сделаю вид, что покорна, беспомощна и беззащитна, но укушу исподтишка, прикинусь овечкой, но при этом буду копить яд и ужалю. Главное – найти дочь, забрать мою малышку Шарлотту.
К тому времени, когда сестра прислала за мной свою служанку, я продумала свое поведение основательно. Когда меня загоняют в угол, я могу не только огрызаться и давать сдачи, я умею и юлить тоже. А еще размышлять без эмоций, с ледяным спокойствием и не жалея себя. Кто виноват в том, что я оказалась в такой ситуации? Сама. Разве можно было валять дурака перед Шарлем, думая только о себе, но не о дочери? Меня оправдывало только то, что я не знала об истинной сущности мужа, ведь общалась-то с Арманом. Мысль о том, что Арман меня предупреждал и даже настаивал, старалась от себя гнать. Мне предстояла тайная война с Шарлем, значит, об Армане и вспоминать нельзя.
– Что вы решили? – Олимпия все еще насторожена.
Я распахнула глаза:
– Что я могу решить? Я полностью в вашей власти.
Вот уж чего ей хотелось меньше всего, так это подобной власти, вернее, ответственности за меня в данный момент. Но я не стала напрягать сестру дальше, быстро добавив:
– Я очень скучаю по дочери и хотела бы вернуться домой. Но только домой, а не в полуразрушенный Тонкедек или в монастырскую тюрьму. Разве я заслужила такое обращение? Принеся супругу столь большое приданое и титул герцога, разве я могу жить в доме для прислуги, больше похожем на конюшню, или в келье, окно которой вовсе не закрывается? Разве можно морить голодом супругу, если ее любишь? Разве можно распускать о ней гадкие слухи, не соответствующие действительности, если не желаешь ее унизить? И все же я готова вернуться к мужу, если мне хоть кто-то гарантирует, что меня не отправят куда-нибудь в тюремный подвал или на галеры.