На улице было чертовски холодно, но Юбер, казалось, этого совершенно не замечал. Он вновь попытался ощупать пах спутника, и Джеку пришлось взять в захват его кисть.
— Ну, ты силен, — выдохнул Юбер. — Мы можем все сделать в кустах.
— Слишком холодно.
Француз вскинул брови.
— Я думал, вам, дикарям, мороз нипочем.
Джек позволил пухлой руке поблуждать у себя по бедру.
— Нужен подарок.
— Подарок? Ах да, разумеется.
Юбер обшарил карманы, потом вздохнул.
— Не сейчас. Завтра.
— Сейчас, — заявил Джек, позволяя игривым пальчикам подняться чуть выше.
Юбер заколебался, явно выбитый из колеи. Было ясно, что он спустил все карманные деньги в трактире.
— Очень хорошо. — Он неожиданно выпрямился. — Ты пойдешь со мной, мой красавчик. Но будешь держать язык за зубами. Ты обещаешь мне, да?
Пухлая рука вскинулась, и грязный палец прижался к жирным губам.
Джек последовал за шатающимся толстяком. Дверь сзади распахнулась, закрылась. Ате? Небо очистилось от облаков, лунный свет беспрепятственно лился на мостовую. Чем дальше они уходили от порта, тем выше становились дома, и, подойдя к самому внушительному из них, Юбер остановился.
— Тихо! — скомандовал он и еле слышно поскребся в ворота.
Миг спустя внутри завозились. Заскрипел замок, дверь караулки открылась, на улицу высунулся фонарь.
— Юбер?
— Я.
В узеньком коридорчике топтались двое солдат. Один, зевнув, отошел в сторону.
— Ладно, проходи и дай нам вернуться в тепло.
— Шевалье по-прежнему совещается с офицерами?
— Да, он все еще метет языком. И пока не закончит, нам лечь не удастся.
Солдат вновь зевнул и вдруг заметил Джека.
— Что за хрень?! Кто это?
— Просто друг.
Фонарь поднялся, и Джек прищурился от яркого света.
— В чем дело, Юбер? Разве в городе мало матросов?
Второй солдат захихикал, а Юбер втолкнул спутника в коридорчик и с трудом втиснулся в него сам.
— Шевалье говорит, мы должны печься о своих младших братьях. Я просто выполняю свой долг, вот и все.
Молчавший до этого караульный пробормотал:
— Нам не велено никого впускать этой ночью.
— Даже друзей?
Юбер засунул руку за пазуху и извлек оттуда пузатый кувшинчик. Старший солдат заколебался, потом принял дар.
— Двадцать минут, Юбер. Это все. И выведешь его сам, чтобы я видел.
Большой ключ повернулся в массивном замке, и солдаты ушли в караулку.
— Идем, — сказал француз.
Джек, с трудом возвратив себе способность дышать, неуклюже задвигал ногами. О подобной удаче он не мог и мечтать! Случай, похоже, улыбнулся ему и привел прямо в ставку французского войска. Здание штаба было весьма впечатляющим, просто огромным. Юбер тащил его за руку к хозяйственному крылу.
Боковая дверь вела в просторную кухню, где, по счастью, не было никого, правда, в котлах что-то булькало, а на вертелах истекали жиром цыплята. По-прежнему не отпуская руки своего нового «друга», Юбер проворно взбежал по узкой лестнице на четвертый этаж и ввалился в несколько тесноватую, но тем не менее прекрасно обставленную комнатенку. С пышным креслом и роскошной кроватью. Шевалье Леви, очевидно, благоволил к толстячку.
Француз направился прямо к кровати и сдернул с нее покрывало. Обернувшись к Джеку, он улыбнулся.
— А ты, должно быть, сладенький, мой дикарь. Очень свирепый, но очень сладенький, да?
— О, разумеется, моя радость, — ответил Джек по-английски.
— А? — Это было единственным, что сумел выдавить из себя толстячок перед мгновенно вырубившим его ударом.
Джек выпрямился, оглядывая свою работу. Возможно, Юбер и не возражал бы против того, чтобы его растянули на собственном ложе, но его, безусловно, не устроил бы кляп, торчащий из чувственных губ, как, впрочем, и потеря сознания, которое очень не скоро должно было возвратиться к нему.
На то, чтобы разорвать простыни и связать похотливого олуха, ушла уйма времени, может быть, половина отпущенного солдатами срока, и потому мешкать было нельзя. Тут, в Монреале, так же как и в Европе, и в Англии, слуги наверняка занимали верхние, а хозяева нижние этажи. Проскользнув в дверь, Джек торопливо спустился по лестнице и, дождавшись, когда повара понесут снедь, прокрался за ними по длинному коридору, а потом свернул в ярко освещенный масляными лампами холл. Как только он затаился в глубокой, пропахшей медвежьими шубами нише, одна из дверей распахнулась, выпустив в холл группу щеголеватых, подтянутых офицеров, а также одетых в партикулярное платье людей. Их возглавлял невысокий мужчина, туго затянутый в небесного цвета мундир.
— Вначале отужинаем, господа, — заявил он. — У меня правило: ничего не решать на голодный желудок!
Свита, погруженная в ожесточенные споры, незамедлительно последовала за ним. Как только французы исчезли в столовой, Джек быстро на цыпочках побежал к опустевшему кабинету, вошел в него и закрыл за собой тяжелую дверь. Там не было никого. Вдоль одной стены тянулись заваленные бумагами полки, вторую сплошь покрывали карты. От громадного, ярко пылающего камина шло мощным потоком тепло, но это не было причиной того, что Джеку неожиданно сделалось жарко. На лбу лазутчика крупными каплями выступил пот, дыхание участилось, и он, едва не теряя сознание, добежал до окна, нашел шпингалет и рывком распахнул рамы. Свежий воздух привел его в чувство, и Джек вернулся к массивному, окруженному множеством стульев столу. Серебряные подсвечники посреди бумажного моря возвышались, словно скалистые острова. Нервно поглядывая на дверь, Джек принялся изучать документы.
Они оказались самыми разными: от длинных служебных реестров до малопонятных коротких записок и испещренных помарками черновиков. В последних Джек ничего не мог разобрать, и он сконцентрировался на понятных бумагах. Одна, кажется, содержала сведения о личном составе одной из французских регулярных частей. Второй батальон прибывшего из Лангедока полка насчитывал четыреста восемьдесят солдат, причем только пятьдесят из них числились временно небоеспособными по болезни. Документ был датирован двадцать третьим апреля, то есть вчерашним числом, и, следовательно, эту часть только-только укомплектовали.
Другие списки содержали аналогичные данные. Правда, некоторые батальоны пополнили свои ряды за счет ополченцев, что непременно должно было сказаться на их боеготовности, однако все эти цифры недвусмысленно говорили, что французская армия даже после суровой зимы представляла собой весьма грозную силу. Ее численность приближалась к четырем тысячам человек. Джек мог поклясться, что англичан в Квебеке значительно меньше. К тому же французов поддерживали ополченцы и союзные местные племена.