Лицо горца озадаченно вытянулось.
— Рядом со мной тогда не было дикарей. Даже умеющих говорить по-английски.
— А еще по-французски, заметьте. Правда, вы как-то соизволили заявить, что у меня выговор парижских шлюх.
Изумление достигло своего апогея.
— Дже… Джек? Джек Абсолют?
— Он самый.
— Но… но… ты же… погиб. Хоу сказал, что ты обложил его, а потом поскакал за французами. Единственная британская кавалерийская атака в тот день. — Шотландец заулыбался. — Мы даже сложили об этом песню. «Сын Безумного Джейми». Она нас вдохновляла. И вот теперь ты здесь, восставший, как Лазарь, и одетый, как дьявол. — Улыбка сделалась еще шире. — Клянусь Иисусом Христом, у тебя есть что порассказать, и даже не возражай мне.
— Я и не думаю. И с удовольствием обо всем расскажу. Но прежде нам надо обсудить кое-что. К примеру, завтрашнюю атаку французов.
Спустя пять минут у костра, в тепле, усиленном глотком рома, Джек изложил то, что знал, все-таки чувствуя себя несколько виноватым. Они с Ате выбивались из сил, чтобы предупредить британцев как минимум за день до неприятельского десанта, но сумели выиграть лишь часы. Французские суда двигались много быстрей, чем каноэ.
— Мы гребли, как могли. — Джек зябко передернул плечами. — Они уже начинают высаживаться в Пуант-о-Трамбль.
— И все же, парень, вы прибыли кстати. Мы сняли с плавучей льдины француза. Он после крепкого тумака с большой охотой признался, что упал с корабля, а еще сообщил, что вся армия Леви высаживается в Пуанте. Но кое-кто в штабе думает, что это всего лишь отвлекающая возня. Вкупе с генералом Мерреем. — Макдональд взял Джека под руку, приглашая подняться. — Идем, ты должен сам доложить ему обо всем. Мы с ним не очень-то ладим. Он помнит, что я был человеком Вулфа, и потому склонен считать белым все, что мне представляется черным, а я полагаю, что лягушатник со льдины не врет. — Они уже шли вдоль утесов к городским стенам, отбрасывавшим длинные тени в первых рассветных лучах. — А по дороге давай уточним, сколько у них людей. Ты ведь, похоже, видел какие-то списки?
К тому времени, как они прошли через ворота бастиона Гласъер [99] и направились к неясно вырисовывающейся в тумане громаде монастыря урсулинок, над которым развевался флаг Соединенного Королевства, Макдональд уже знал все, что знал Джек, а также Ате, изрядно дополнивший рассказ друга сведениями о численности и состоянии туземного войска.
— Значит, армия Леви вдвое нас превосходит. И это немудрено, ибо многие наши умерли во время этой ужасной зимы. А те, что выжили, страшно ослабли от поноса и овсяной каши, которую англичанишки называют едой. Короче, наша боеспособность такая, что ее не сразу и разглядишь.
Джек уже это заметил. Большинство солдат, мимо которых они проходили, напоминали нищенствующих бродяг. Мундиры болтались на них, как на вешалках, из воротников высовывались тощие шеи и невероятно огромные кадыки. Они с Ате, просидевшие весь зимний сезон на диете из медвежатины, оленины и лопухов, выглядели в сравнении с ними раскормленными, упитанными здоровяками. Но если в некоторых голодающих армиях отцы-командиры умудрялись нагуливать жир, этого никак нельзя было сказать о генерале Меррее. Его и так-то довольно резкие черты лица теперь заострились до карикатурного состояния, напоминая маску горгульи, под какой некогда, в прежней бесконечно далекой жизни, скрывался полковник Бургойн. Тауншенд, подумалось Джеку, должно быть, извел уйму карандашей и бумаги на шаржи.
Одно в генерале не изменилось — его непреклонность, и воскресение Джека из мертвых нисколько не впечатлило ходячую жердь. А внешний вид того, с конским хвостом и татуировками, вызвал лишь сухо оброненный комментарий.
— Парень превратился в аборигена? В Индии я такое видал, и не раз. Причина — отсутствие христианских устоев и слабодушие.
Покачивание головы означало, что ничего другого от молокососа корнета нечего было и ожидать.
Тем не менее доклад этого молокососа в конце концов заставил надменного гордеца оторваться от разложенной на столе карты. Он молчал, пока Джек перечислял характеристики французских полков, потом заявил:
— Значит, замороженный лягушатник не врал. Гм! Впрочем, я так и думал. — Полностью игнорируя язвительный взгляд Макдональда, он продолжил: — Тогда шевалье де Леви попытается отрезать мои форпосты в Лоретте, — он ткнул пальцем в карту, — и в Сен-Фуа, — он ткнул в нее снова. — Значит, мы сделаем вылазку и отправим их восвояси. А потом, — его нарочито скучающий взгляд наконец просветлел, — потом мы посмотрим, способен ли шевалье драться. Макдональд, соберите моих бригадиров.
Его запавшие глаза вновь обратились к столу.
Джек и Ате двинулись за Макдональдом, однако Меррей заговорил вновь.
— Ты ведь кавалерист, Абсолют?
— Драгун, сэр.
— Безлошадный драгун все равно что заштопанный презерватив. Но твой теперешний вид… он может нам пригодиться. Как и твой спутник. — Он поднял голову и вперил в обоих пронзительный взгляд. — У Леви много союзников-аборигенов. И генерал Амхерст на юге также дружен с туземными племенами. Они — его глаза, его уши, а их вопли наводят страх на врагов. У меня же таковых очень немного. Все они в большинстве своем — не заслуживающие никакого доверия шелудивые псы.
Джек надеялся, что смысл гнусавых излияний Меррея не дошел до могавка, но усомнился в том, взглянув на его каменное лицо.
Меррей продолжал:
— Но ты, Абсолют, ты и твой друг действовали весьма успешно, и, возможно, удача будет и дальше сопутствовать вам.
— Сэр, мы всего лишь…
Его оборвали.
— Оставайтесь вне города, если мы проиграем сражение. Если получится, я надеру Леви задницу. По всем правилам. Доказав, что победа Вулфа случайна. Если нет, мне придется выдерживать длительную осаду в этих совершенно не приспособленных для обороны стенах. Вы будете наблюдать за рекой. — Генерал сдвинул очки и будничным жестом почесал нос. — Вскоре вверх по течению пойдут корабли. Смотрите в оба, чьи они. Если наши, сразу сообщите об этом. Тогда блокада будет немедленно прорвана. Ну а ежели fleur de lys… [100] Что ж, тогда мне придется придумывать что-то еще. Все ли вам ясно?
Вопрос явно был риторическим.
— Да, сэр, — прозвучал единственно возможный ответ.
— Хорошо. Тогда приступайте. Оба свободны, а у меня еще много дел.
За монастырскими стенами Джек повернулся к Ате.
— Мне жаль, что генерал Меррей отнесся к тебе с такой холодностью, — пробормотал он удрученно.
— Меня это не волнует, — ответил могавк. — Мне важно лишь, что он дал мне то, о чем я мог только мечтать с тех пор, как меня захватили паршивые абенаки.