Петру вдруг остановился, покраснел и, чтобы скрыть смущение, прошел мимо помоста к столу, установленному рядом.
— Здесь все самое лучшее, что наша скромная крепость может предоставить для пропитания в конце зимы.
Хорвати взглянул на стол, ломящийся под бутылками вина и караваями хлеба. Рядом с ними лежали головки козьего сыра, покрытые толстой коркой, и куски вяленого мяса, сдобренного пряностями. С краю высилась стопка каких-то брошюр.
— А это что такое? — спросил он, хотя хорошо знал ответ на свой вопрос.
— Они тоже были в сумке, мой господин. Воевода приказал показать их вам.
Петру взял книжечку, лежащую поверх прочих. На ее обложке была помещена грубоватая гравюра. Некий вельможа обедал среди тел, привязанных к кольям. Слуга отрубал узникам конечности, отрезал им носы и уши.
— «История кровожадного безумца», — громко прочитал спатар, потом протянул памфлет графу и поинтересовался: — Вы желаете прочесть, мой господин?
— Нет, — коротко ответил Хорвати, который много раз видел это прежде. — А теперь… — Он обернулся.
Граф с самого начала избегал смотреть на эти кабинки. Почему? Потому, наверное, что они откровенно взывали к его самым глубоким, сокровенным мыслям, напоминали о грехе, об искуплении, об оправдании, которого он всегда искал, но так и не нашел.
Три исповедальни стояли в ряд в самом центре зала. Каждая была разделена на две части. Одна из них предназначалась для исповедуемого, другая — для священника. Занавеси, закрывающие вход в кабинки, были откинуты, и Хорвати обратил внимание на то, что эти клетушки приспособлены для того, чтобы находиться в них довольно долго. Внутри он увидел подушки и волчьи шкуры.
— А это зачем? — мягко спросил граф, подошел, наклонился и оперся рукой о мореную деревянную поверхность.
— Так распорядился воевода, мой господин, — ответил Петру, приблизившись к нему. — Это было самое трудное поручение, которое нам пришлось исполнить. Вам известно, что у нас, приверженцев византийской веры, ничего подобного нет. Мы с радостью преклоняем колени перед нашими священниками у дверей алтаря. Так что мне пришлось ехать к этим треклятым саксонцам, которые веруют по-католически. Они только сбили меня с толку… — Он вдруг оборвал свою речь и покраснел. — Я… Вы не подумайте, что я не уважаю вас, граф Хорвати. Я знаю, что вы исповедуете римскую веру.
Вельможа махнул рукой.
— Вам не стоит упрекать себя, спатар. — Он сделал шаг вперед и вошел в ту часть исповедальни, которая предназначалась для священника. — Что это? — спросил граф, открывая откидной столик, прикрепленный на петлях.
— Я велел установить. В распоряжениях говорилось о писцах, которые должны присутствовать здесь. Исповеди ведь будут записываться, я полагаю?
— Да, так и есть. Я привез писцов с собой. Вы правильно подумали. — Хорвати быстро выпрямился. — А что там? — Он указал на дальнюю часть зала, скрытую в полутьме как раз напротив камина.
— Это, возможно, единственный случай, когда я позволил себе превысить полномочия, которые мне были даны. — Спатар протянул руку, приглашая Хорвати пройти за ним к следующему столу. — Здесь угощение попроще, для писцов и… свидетелей. — Он проглотил слюну. — Воевода писал мне на латыни, а она у меня не так уж и хороша. Я не был уверен в том, что точно понял его волю. Возможно, предполагается проведение какого-то расследования. Я так подумал и приготовил вот это. — Он указал на предметы, лежащие на столе.
Хорвати наклонился, прикоснулся к металлическому ободу, предназначенному для сдавливания головы, прижал палец к острым шипам, торчащим внутри него. Он окинул взглядом другие приспособления — сапог для пыток, который дробит кости, тиски для пальцев, клещи, рвущие плоть. Почти полный набор. Все то, с чем обычно приезжает спатар, чтобы заставить местное население безоговорочно исполнять волю воеводы.
От прикосновения к шипу на пальце графа выступила кровь. Он облизнул ее и кивнул. Ему не верилось, что все это понадобится, но не хотелось обижать спатара и говорить ему о том, что его усердие было напрасным.
Потом Хорвати заметил, что над столом что-то вставлено в стену.
— Это еще что? — пробормотал он.
Молодой человек улыбнулся.
— Результат моего любопытства. Говорят, что предыдущий воевода наказывал своих неверных придворных, заставляя их вместе с семьями работать наподобие невольников на строительстве замка. Поскольку о нем рассказывают множество небылиц, я не верил в это, пока не обнаружил… вот.
Он вытащил из кармана свечу, подошел к одному из камышовых факелов, горящих на стене, зажег ее, вернулся к графу, поднес свет ближе и с улыбкой произнес:
— Взгляните, мой господин. Вы сами все поймете.
Хорвати сразу же последовал его совету, взглянул и понял, что именно выступало из известкового раствора, которым были скреплены два кирпича в стене. Это оказалась челюсть ребенка. Он отдернул руку, оставив след крови на почерневших зубах. Граф тоже слышал истории о том, как строился этот замок. Как и все, что болтали о Дракуле, это казалось ему невероятным, но в конце концов оказалось правдой, пусть и частично.
Янош Хорвати обернулся и взглянул на кабинки. Исповеди, которые прозвучат в них, скорее всего, окажутся похожими на сплетни о строительстве этого замка. Ничуть не лучше. Даже намного хуже. Внезапно растаяли как дым все надежды, которые охватили и поддерживали его, когда он получил в руки части меча Дракона. Именно они заставили графа пересечь заснеженные равнины Трансильвании и добраться до этой далекой крепости, затерянной в Валахии. Но смогут ли истории, рассказанные здесь, оправдать подобное зло? Какая исповедь освободит орден Дьявола от унижения, а его самого — от проклятия?
Он поднял руку и прикоснулся к пустой глазнице. Капля крови капнула на это место, и граф стер ее.
— Пошлите недостающие части меча кузнецу и позовите их всех.
Петру поклонился и пошел исполнять приказание.
Первыми в зал вошли писцы. Бритоголовые монахи несли при себе чернильные приборы, пергаменты, перья и маленькие ножички для их зачистки. Они прошли в те части исповедален, которые предназначались для священников, разложили принадлежности на полках, открыли столики, которые для них приказал устроить Петру, устроились и задернули занавеси.
Через мгновение появился Богдан, второе лицо в Поэнари. Его посылали за сподвижниками Дракулы, теми, кто хорошо знал этого прежнего воеводу Валахии. Все они находились сравнительно недалеко от замка, так что Богдан доставил их быстро. Едва прибыв в замок, граф Хорвати стал расспрашивать его о заключенных, которых тому удалось собрать.
Первого из них Богдан теперь почти втащил в зал. Этот человек прежде был рыцарем, по крайней мере так говорили венгерскому графу. Он некоторое время сидел по-звериному, на четвереньках, у самого входа, не в силах распрямиться после пяти лет заключения в подземелье, высота которого не превышала половины его роста. Это обстоятельство заметно отразилось на его походке — он передвигался, как краб по песку, — и зрении. Узник был почти слепым, так как все это время провел в полной темноте. Кроме того, от него дурно пахло. Смрад так глубоко впитался в кожу несчастного, что слуги не смогли устранить его, хотя тщательно отмывали и скоблили заключенного на дворе замка.