Факелы были расставлены вдоль всего креста так, чтобы они светили в глаза покойников, точнее, тех из них, у кого они еще оставались. Все было тихо и неподвижно. Только сытые вороны неторопливо и важно перелетали с шеста на шест. Некоторые из них громко, но лениво и как-то вяло закаркали, когда всадники проезжали мимо.
С этой стороны креста по большей части висели казненные турки. Мехмет и Раду увидели их и вскрикнули. Но здесь можно было заметить и валахов — воров, предателей и тех, кому просто не повезло. Большинство составляли мужчины, но виднелось и несколько женщин.
Мехмет посмотрел направо, налево, а потом и в самый центр креста, где факелов было больше и светили они ярче. Ион тоже смотрел, пытался считать погибших, но потом бросил эту затею. Если шесты пришлось ставить так близко друг к другу, то, скорее всего, людей, казненных на Вороньем поле, должно быть тысяч пять, никак не меньше.
Ближе к центру креста колья стояли реже. В самой его середине вообще торчали только три шеста. Тот из них, который стоял между двумя другими, был выше всех остальных. Ион сразу узнал человека, который находился справа. Это был боярин Галес, дезертир, бросивший Влада на поле боя. На левом колу он увидел человека в греческой одежде, превратившейся в лохмотья. В конце концов Тремблак взглянул на последний шест и на человека, воздетого на нем.
Глаза главного сокольничего были открыты, их не выклевали птицы и не подернула пелена, как у большинства мертвых. Иону показалось, что очи Хамзы просто внимательно смотрели на то, что высовывалось у него же изо рта. Это было не острие кола, запятнанное кровью, как у всех прочих погибших, а ладонь, пять пальцев, склеившихся от крови. Словно кто-то просунул руку внутрь турка, чтобы вывернуть наизнанку все его существо и вытащить наружу кишки.
Ион повернулся к султану. Он знал, что Мехмет — человек, не чуждый жестокости. Случалось, он убивал сам, собственными руками и довольно страшными способами. Но сейчас Тремблак заметил, как что-то изменилось в обычно спокойном, бесстрастном лице турка.
Когда он заговорил, даже закричал, его голос прозвучал резко и грубо, как карканье вороны:
— Это Хамза-паша!
От этого крика тело казненного вздрогнуло. Все подняли глаза и увидели, как большой вязкий сгусток протухшей крови сползает по шесту. Глаза, которые до сих пор смотрели прямо перед собой, вдруг опустились и взглянули на тех, кто стоял внизу. Ни звука не вырвалось из мертвого горла. В этом уже не было никакой необходимости.
— Нет! — взвизгнул Мехмет и в ужасе развернул лошадь, которая испуганно танцевала перед тремя кольями, пока султан не натянул поводья. — Нет! Я не могу! Не буду! — закричал он, потом резко повернулся и взглянул на Раду. — Это не только святотатство, направленное против вашего бога, но и преступление, ужасное для всего рода человеческого. Я не могу… не буду!.. Я хочу вернуться в свой дворец, к моим садам и цветам! — Султана охватила ярость. — Если ты так уж хочешь завладеть этим ужасным местом, то, пожалуйста, бери его!
— Мой несравненный!
— Нет!
Мехмет вонзил шпоры в бока скакуна и помчался прочь между рядами кольев, на которые были водружены гниющие тела. Лучники последовали за ним, оставив Раду и Иона, в компании мертвецов. Оба они некоторое время смотрели вслед удаляющемуся султану, потом друг на друга, старались глядеть куда угодно, только не наверх, и ничего не говорили, потому что им нечего было сказать. Ион смог лишь поднять руку и указать на распахнутые ворота Тырговиште, которые виднелись за тремя главными кольями.
Когда Ион Тремблак и Раду Дракула проезжали мимо этого своеобразного распятия, составленного из мертвых разлагающихся тел, над их головами кричали вороны.
— Придет ли Корвин?
Это вопрос князь впервые задал сам себе еще в июне. Тогда он стоял на берегу Дуная, подыскивая подходящее место для переправы, и глядел на огромную турецкую армию, которая шла за ним по пятам. Потом он повторял его много раз, когда отступал под нажимом турок по своей земле, стараясь задержать противника всеми возможными способами, при помощи огня, яда, заразных болезней, голода, жажды, стрел, мечей и пороха, ужаса и страха. Туркам приходилось дорого платить за каждую пядь выжженной валашской земли.
Теперь, в самом конце августа, Влад задал его снова, находясь в главном зале крепости, возвышавшейся на горе Поэнари, на дальней окраине его княжества. С башни замка он мог видеть свои земли, лежащие в долине реки Аргес. Когда князь смотрел на север, его взору представали вершины холмов. За ними лежала еще одна провинция Валахии — Трансильвания, в которой он родился.
Дракула перевел взгляд на длинный стол и два десятка воинов, сидевших за ним. Перед ними стояли блюда с остатками простой пищи. В июне, когда валашский князь впервые поинтересовался тем, придет ли ему на помощь король Корвин, под его началом находилось двадцать тысяч человек. Сюда он привел просто двадцать. От некогда дорогих и прочных черных доспехов уцелевших витязей мало что осталось.
Эти двадцать человек и те тридцать, которые уже несколько месяцев охраняли стены замка, составляли теперь войско Дракулы. Он сам строил Поэнари, был уверен в том, что его можно удержать силами пятидесяти человек, и теперь собирался это доказать.
Если, конечно, Корвин все-таки придет.
Каждое лицо, на которое сейчас смотрел Влад, было, по сути, отражением его собственного. Если князь почти не спал за эти месяцы, то и его витязи спали не больше. Нечеловеческая усталость проглядывала в их запавших глазах, отражалась в заострившихся чертах, сквозила в сероватой, мертвенной бледности лиц, которую не мог скрыть даже летний загар.
Дракула хорошо знал, эти люди готовы и дальше биться за него, но так же ясно отдавал себе отчет в том, что надежда на помощь венгров весьма призрачна. Именно поэтому он сейчас вслух проговорил тот вопрос, который обычно задавал только самому себе. Нет, он искал у своих сподвижников вовсе не совета. По сути, это даже был не вопрос. Но немногочисленные защитники Валахии, оставшиеся в живых, оказались на грани истощения сил и на самом краю страны. Они должны были найти в себе мужество, чтобы оборонять последний бастион. Князь должен был задать этот вопрос, чтобы пробудить в них надежду, может быть, в последний раз.
Он построил замок Поэнари, который вполне можно было удержать силами пятидесяти человек. Теперь Влад должен был побудить их сражаться.
Вопрос повис под потолком зала, как дым от огня, на котором готовился нехитрый обед.
Дракула подошел к столу, наклонился, уперся в него кулаками и уверенно сказал:
— Он придет! Корвин должен прийти. Он поднял знамя Крестового похода так же, как и мы, и навсегда будет обесчещен, если прекратит его, так и не нанеся ни одного удара по врагу. Мое последнее письмо король получил три недели назад. Да, он все еще не покинул пределов своего королевства, но мои гонцы должны были рассказать ему о том опасном положении, в котором мы оказались. Если Корвин намерен выполнить обещание, то его авангард уже должен пересечь Трансильванию и приближаться теперь к Фагарасу. Они будут здесь всего через неделю.