Несколько мгновений все молчали, потом кто-то спросил:
— А идут ли они, воевода?
В зале опять повисло молчание, которое явно затянулось. Встревоженные воины задвигались на своих местах, поглядывая друг на друга. Им и прежде приходилось наблюдать, как Влад впадал в подобную задумчивость. Порой она длилась пару минут, иногда и дольше.
— Воевода?
— Да, Ион?
Могучий, сильно загорелый воин как-то неловко оглянулся.
— Меня зовут Илья, князь, — смущенно продолжил он. — Ион… уехал.
— Да, Илья. — Зеленые глаза Влада взглянули прямо ему в лицо. — Корвин идет.
— За короля Корвина, — объявил Туркул. — За ворона с обрезанными крылышками.
Послышался смех, звяканье дюжины кубков. Ион тоже пил и смеялся, хотя и сдержанно.
— Где он находился, когда ты в последний раз писал ему? — насмешливо продолжил Туркул.
Все взоры обратились к Раду, князю Валахии, который сидел во главе стола.
Тот улыбнулся и ответил:
— Похоже, он все еще топтался на венгерской границе, причем со своей стороны.
— Если Корвин все-таки намеревается сражаться, то не слишком ли поздно он собрался выступать?
— У него никогда не было таких намерений, — произнес Ион, и все посмотрели в его сторону. — Золото, которое король выпросил у Папы для Крестового похода, он потратил вовсе не на подготовку армии, а на выкуп короны святого Стефана у германского императора и укрепление своей личной власти в Венгрии.
— А что Корвин будет делать сейчас, Ион Тремблак? — осведомился Раду.
— Он направится в Трансильванию. Король давно уже точит зубы на эту землю и сможет закрепиться там, если мы решим ударить с севера. Если же мы не двинемся, то он вернется в Буду и станет всем рассказывать, как Влад предал его, а заодно и Господа Бога.
— Откуда тебе известно, что Корвин поступит именно так? — спросил Раду.
— А как поступили бы вы, мой князь? Неужели как-то иначе? Когда разумные люди видят, что дело проиграно, они стремятся как можно скорее отойти подальше от неудачника.
— Да, именно так поступил ты. — Раду улыбнулся, а Ион залился краской. — А что же, по-твоему, Ворон станет делать потом?
— Он заключит мир с победителем, то есть с тобой, воевода. Король предложит мириться, как только к тебе вернется армия, которую султан позаимствовал, чтобы завоевать нашу землю.
— Моя армия — это армия Валахии, спатар. — Раду нахмурился.
Ион кивнул, но не произнес ни слова.
Тогда заговорил Михайлоглу-али-бей, турок, предводительствующий войсками Раду:
— Мехмет Фатих, да будет благословенно в веках его имя, остается здесь только ради того, чтобы сделать работу, угодную Аллаху. Он старается избавить землю своих драгоценных собратьев от дикого зверя, бесчинствующего на ней.
— А что мы сделаем, если захватим этого зверя живым? — спросил Туркул и стукнул кубком об стол.
Глаза боярина загорелись.
— Голова этого мерзкого человека должна быть отправлена султану, — ответил турок.
— Конечно, — зло усмехнулся жупан. — Но я думаю, что не стоит торопиться отделять ее от тела.
— Его следует посадить на кол! — завопил другой боярин.
Эта мысль нашла за столом широкий отклик. Все стали кричать о том, как лучше осуществить это намерение, смакуя подробности.
Пока длилась вся эта вакханалия, Ион внимательно смотрел на Раду, красивое лицо которого ничего не выражало. Он спокойно выслушивал предложения по поводу того, что следует сотворить с его братом, живым или мертвым, потом поднял руку, чтобы остановить не в меру расхорохорившихся бояр.
— Нам для начала надо бы поймать его, — заявил Раду. — Пора подумать о том, как мы собираемся сделать это, например, завтра.
— Без всякого сомнения, наши союзники, воины великого султана, бросятся к стенам крепости и выстроят из своих собственных тел мост, как они сделали это при взятии Константинополя, — грубо хохотнул Туркул. — Разве мусульмане не ищут благородной смерти от руки неверного, чтобы попасть в рай?
— Да, — ответил ему Михайлоглу и поднялся. — Но не ради дураков. — Он обошел стол, взял кубок Туркула и выплеснул его содержимое на стол, замарав камзол боярина. — Ты, по-моему, слишком много выпил, если осмеливаешься насмехаться над нами и нашей верой.
Туркул побледнел, вскочил и обратился к Раду:
— Мой князь, я возражаю!..
— Замолчи, Туркул, пока почтенный бей не утвердился в своем мнении относительно тебя.
Когда жупан плюхнулся на свое место, Раду продолжил:
— Зачем нужно мученичество, когда можно обойтись предательством? — Он взглянул на Иона, который не поднял глаз. — Когда мой брат выбрал Поэнари, он поступил правильно. Этот замок построен на славу. Склоны холма довольно крутые, стены слишком высокие, чтобы эту крепость можно было взять приступом. Однако в обороне замка есть одно слабое место. Влад однажды рассказал о нем своему приближенному человеку. Поведай-ка теперь нам, Ион Тремблак, что это за слабое место такое.
Это была часть наказания за предательство — публичное признание в нем.
Ион смирился и заговорил:
— Тут есть гора, вершина которой примыкает к Поэнари. С нее можно напасть на замок. Туда ведет единственная тропа. Чтобы выйти на нее, надо пробиться через заросли колючего кустарника. Эта дорожка настолько крутая и каменистая, что взобраться по ней может разве что горный козел. Она теперь так густо заросла, что идти придется гуськом, след в след. — Тремблак вздохнул. — Но там, где может пробраться этот самый козел, пройдет и человек. Если вас не страшат возможные потери, то наверх можно поднять и пушку, хотя для этого понадобятся усилия очень многих людей. Но для начала дорогу все-таки надо расчистить.
— Что ж, мы так и сделаем.
Послышалась команда, и вскоре вдалеке раздался стук топора. К нему присоединился еще один, потом еще. Теперь с полной уверенностью можно было сказать, что за дело взялась целая армия.
— Ночью мы будем сжигать и вырубать деревья, — сказал Раду. — Я думаю, мы расчистим дорогу к рассвету, а к полудню сумеем устроить так, что можно будет использовать пушки. Тогда сразу и начнем обстрел. Стены Поэнари, конечно, могучие и высокие, но все-таки они сделаны всего лишь из кирпича. Только главная башня выстроена из гранита. Если передовые стены падут, то…
Он прервал свою речь и улыбнулся.
За него закончил турок, Михайлоглу-али-бей:
— Имея столько дров, мы запросто обложим ими башню и спалим Цепеша заживо. — Турок встал, поднял бокал. — Выпьем за то, чтобы завтра ночью, в это же время, мы уже разглядывали его обугленное тело или водрузили нечестивца на кол.