После подписания перемирия, пользуясь близостью родного удела, князь Сакульский отправился в княжество, наняв ради этого небольшой псковский струг — рыбак и двое его детей только обрадовались возможности быстро заработать полновесный полтинник, не тягая сетей и не уповая в долгих молитвах на хороший улов.
Спустя десять дней в тихой бухте Вьюна Зверев ступил на причал, подивившись его добротному виду: бревенчатый помост, уложенный на сваи, стал заметно шире и носил следы недавнего ремонта. Зато сама усадьба выглядела тихой и пустой. Дворня, разгружавшая дрова, словно забыв о существовании хозяина, не обратила на Андрея никакого внимания. Князь не стал им мешать, вошел в дом, поднялся к своей светелке, толкнул дверь.
Женщина, сидевшая за его бюро, вскочила, испуганно вскрикнула, прижав ладони ко рту.
— Арина, ты ли это? — изумился Зверев. Дочь его стала выше, раздалась в формах, и он даже засомневался, что это и есть его хрупкий, угловатый ребенок.
— Батюшка!!! — Арина кинулась к нему, охватила за шею и громко разрыдалась. — Батюшка, батюшка, прости…
— За что, милая? За что… — Дочка не отвечала, роняя слезы ему за воротник. Даже спина намокла. — Аринушка, милая… Я так рад тебя наконец-то увидеть. Да что же случилось-то? Я вернулся, все хорошо.
— Про тебя… — наконец шмыгнула она носом. — Про тебя вести нехорошие дошли… Что под Псковом ты сгинул… А ты не писал и не писал… Я и поверила….
— Я в лесу с татарами сидел, какие уж там письма? Из Москвы же, как вернулся, выдернули сразу. Замотали. Прости.
— Ты меня прости, батюшка… Я замуж вышла. Без благословения твоего.
— Вот это да! — Опешивший отец наконец-то оторвал Арину от себя. — Как? Когда? За кого?!
— Как свены Корелу взяли, многие ратники сюда отошли. Опосля воеводы полк целый у нас на постой разместили. Новых баталий ждали со свенской стороны. Они ведь ныне ужо здесь, за рекой. Воеводой левой руки князь Василий Курлятев стоял. Храбрый боярин и достойный, поведения уважительного. Овдовел он недавно. Я же за сироту себя сочла. Вот мы в нашей церкви и обвенчались…
— Свадьба — это не похороны. Радость сие, а не беда, — покачал головой Андрей. — Чего теперь плакать? Коли по душе пришелся, будет тебе мое благословение, не печалься. Муж-то где? Покажешь его хотя бы?
— В Москву отбыл, в приказ Поместный. Осень же, людям служивым на поместья возвертаться пора. Под Ярославлем земли его лежат. Я же вот, вослед собираюсь. К мужу.
— Не торопись. Вместе поедем. Хоть одним глазком посмотреть, кого ты нам в новые родичи избрала.
И Арина сквозь слезы наконец-то улыбнулась.
— Батюшка, как хорошо, что ты вернулся! Ты раздевайся, отдыхай. Я же велю баню истопить. — Дочка еще раз его крепко обняла и побежала командовать дворней.
— Беги отсюда, беги, — глядя ей в спину, прошептал Андрей. — Может статься, хоть тогда проклятие тебя не тронет.
Лучшим путем из удела на Карельском перешейке в Ярославль был конечно же водный. Однако князю Сакульскому, с которого никто не слагал обязанности думного дьяка, требовалось показаться в Разрядном приказе, отчитавшись о делах своих и расходах. Поэтому на ушкуе поплыла Арина, высадив отца с верным холопом на причале Новгорода. Оттуда Андрей в сентябре добрался до Москвы и… И надолго застрял, ибо здесь никто и нигде никакими делами по-прежнему не занимался, трепеща перед грядущими бедами.
Государь не принимал никого, не сделав на этот раз исключения даже для него. Слухи о его плохом состоянии бродили один другого страшнее. Одни говорили, что Иоанн распух и почернел, другие — что лишился рассудка, третьи — что он уже умер, но бояре скрывают это, опасаясь смуты. Ибо единственный наследник, царевич Федор — блаженный, и за право его опекать может разгореться настоящая война.
Разумеется, при таких вестях все бояре стремились находиться поближе к столице, дабы, если что, поддержать свои рода или оборонить личные интересы.
Весной, восемнадцатого марта тысяча пятьсот восемьдесят четвертого года от Рождества Христова государь хорошо пропарился в бане, отчего почувствовал себя лучше и пожелал сыграть в шахматы. Одетого в белую полотняную рубаху, его отнесли в Оружейную палату. Боярин Богдан Вельский разложил доску, игроки начали расставлять фигуры. Взяв в руку ферзя, царь вдруг откинулся на спинку трона и захрипел. Рынды тотчас кликнули лекарей, те стали растирать царя мазями для суставов — но сия наивная попытка не помогла, и через несколько минут Иоанн Васильевич, мудро правивший русским государством ровно пятьдесят лет, перестал дышать.
Так, в несколько горьких минут закончилась величайшая эпоха в истории русской державы: рождение России.
В историю мироздания царь Иван IV Васильевич, прозванный Грозным за внушаемый врагам Руси страх, вошел величайшим из всех созидателей.
Приняв в свои руки всего лишь Московское княжество с горсткой вассалов, он двадцатикратно раздвинул границы государства, создав Россию в ее нынешних известных пределах.
Все свое царствие он занимался основанием и строительством новых городов, ныне ставших многолюдными и общеизвестными. Таких, как Воронеж, Орел, Волгоград, Астрахань, Арзамас. Иван IV принял Россию со ста шестьюдесятью городами, а оставил с двухсот тридцатью.
В кровавую эпоху, когда правители разных стран постоянно устраивали безумные оргии, такие как Варфоломеевская ночь или Стокгольмская баня, когда короли убивали своих подданных десятками тысяч: за то, что несчастный оказался бродягой, уродился ирландцем или голландцем, либо за то, что кто-то молится Христу на свое усмотрение, — в ту кровавую эпоху Иоанн смог сохранить трепетное отношение к человеческой жизни, решаясь на смертную кару только в крайнем случае и все равно продолжая раскаиваться в своем решении. За все пятьдесят лет его правления по царской воле погибло три тысячи семьсот человек — причем в этот синодик включены даже безвестные смерды, случайно попавшие под саблю при аресте их боярина, и жертвы Новгородского погрома. Все рассказы о злобе и жестокости Иоанна при проверке всегда и неизменно оказываются беспардонной ложью.
Иван Грозный провел решительную и эффективную опричную реформу, сломав старую феодально-вассальную структуру управления и выстроив в России монархию, основанную на безусловном единоначалии государя, сцементировав лоскутное одеяло полунезависимых княжеств в единый прочный монолит, сохранившийся до сегодняшнего дня.
Иван IV стал единственным правителем в истории России, который широко опирался на мнение народное, считая глас православного русского народа — гласом Божьим. При нем регулярно созывались Земские соборы, которые и выносили свое мнение по самым важным вопросам внутренней и внешней политики. Чтобы слышать мнение простого люда, Иоанн ввел специальный чин думного дворянина для безродных бояр — чтобы они могли присутствовать на заседаниях боярской думы и участвовать в принятии насущных повседневных решений.
Иван Грозный всячески поощрял народное самоуправление, постепенно отменив принцип воеводства по всей стране и предоставив людям самим решать, какие им нужны порядки, как правильно собирать налоги и кто достоин творить суд на их земле.