Услышав о причине, повергшей Магду в столь плачевное состояние, Людвиг разрыдался и затем потребовал, чтобы старуху немедленно отправили в госпиталь для ветеранов, который содержался орденом Святого Георгия. Там она пробыла несколько недель, после чего была доставлена в карете в Берг, где старую колдунью ждала приготовленная для нее комнатка.
Но Магда не прижилась в новых для нее условиях, и, немного оправившись после перенесенного удара, она упросила короля разрешить ей вновь поселиться в пещере, где они впервые встретились. Не помогли ни разумные доводы, ни просьбы Людвига, который откровенно опасался за здоровье старой женщины. Магда согласилась лишь с тем, что если вдруг она не сумеет сама раздобыть хворост или заболеет, она вернется в свою комнату в замке, где будет находиться столько времени, сколько пожелает.
Ничего не поделаешь, Людвигу пришлось согласиться со старой женщиной, дружбой которой он искренне дорожил и в советах которой нуждался.
* * *
– Забавно. Когда карлик Миме и его воспитанник Зигфрид, вооруженный вновь ожившим Нотунгом, отправились в лес, Миме велел Зигфриду убить для него дракона, который лежал и охранял золото Рейна. Зигфрид сразился с чудовищем и победил его. Капля драконьей крови попала ему в рот, и Зигфрид тут же научился понимать слова животных и птиц, что помогло ему узнать о том, что на скале, окруженной огнем, спит волшебным сном дочь Вотана валькирия Брунгильда. Зигфрид явился к ней и, пройдя сквозь пламя, пробудил Брунгильду своим поцелуем. А я, несчастное существо, однажды думая о Зигфриде, забрел к черной от дыма и копоти пещере и нашел в нем не Брунгильду, а тебя, Магда.
– Так что же вы, герой, тогда не поцеловали меня в сахарные уста? Быть может, ваш поцелуй сделал бы меня молодой и красивой? – засмеялась в ответ Магда.
– Мой поцелуй? – Людвиг почесал в затылке, разглядывая уродливое лицо ведьмы. – Что ж, если тебе это поможет, я готов сделать все, что будет от меня зависеть, – его лицо при этом сделалось таким серьезным и решительным, что Магда невольно попятилась от своего короля. – Но тебе, милая Магда, придется тогда подтвердить перед моей дамой, что я сделал это исключительно с врачебной точки зрения, не то…
– Что вы, что вы, не стоит… – замахала на него руками ведьма. – И не просите! Стану я целоваться с первым попавшимся королем!
Грот Венеры – тайный павильон Людвига. То есть тайным он только назывался. Людвиг велел построить его лично для себя, взяв за основу «Голубой грот» на Капри, но впоследствии изменил проект, сделав его больше напоминающим декорации первого акта «Тангейзера».
Небольшое, совершенно неподвижное озеро с ладьей в виде раковины Венеры, в которой любил плавать Людвиг. Огромная картина у задней стены, повторяющая задник в придворном театре. Живописные скалы и сталактиты, увитые гирляндами из роз – цветами Венеры.
За скалой совершенно невидимый для короля и его призрачных гостей размещался оркестр. Звуки музыки Вагнера ублажали слух короля, когда он обедал за столом, сделанным из искусственных кораллов, или громко беседовал со своими гостями. Жанна Д’Арк, маркиза Помпадур, Луиза де Лавальер посещали его в гроте Венеры, наслаждаясь вместе со своим избранником радостью смертной жизни. Людовик Четырнадцатый, Филипп Второй, Парсифаль – все они были его гостями.
Проклиная Людвига за необходимость играть в столь сырых условиях и исподволь попивая недорогой коньяк из фляжек, музыканты то и дело прислушивались к громкому и одновременно мелодичному голосу короля. А он рассказывал об интереснейших вещах, был остроумен и находчив. Как хотелось, отложив инструмент, слушать его. Как хотелось встать и выйти навстречу Королю–Лебедю, для того чтобы стать его другом. Если божества вообще способны на дружбу.
Но музыканты продолжали играть, а Людвиг декламировать стихи и произносить тосты за здравие присутствующих.
Как хотелось выглянуть из–за скалы, чтобы убедиться, что он не один. И тут самое странное. До тонкого слуха музыкантов доносились другие голоса. Они слышали смех дам, звон бокалов и бряцанье брони.
Вдруг они начинали явственно понимать, что они действительно играют на королевском приеме в подводном дворце. Сообразно с нарастающими звуками музыки менялось освещение грота, превращая искусственные сталактиты в скалу Лорелея в страну грез.
Время от времени королю доставляли прямо в грот Венеры почту. При этом лакей не смел сам обойти озеро и подать письма королю. Пленник грота Венеры должен был приплыть к нему на ладье. Иногда посыльному приходилось ждать часами, бывало что король уже поджидал его на берегу, любуясь со стороны эффектом, производимым сотнями электрических лампочек.
Едва только появилась первая электрическая лампочка, как баварский король повелел украшать ими свои дворцы, замки и даже парки. В каждом замке было во множестве динамо–машин, работавших в интересах короля и на благо красоты днем и ночью.
Находясь под строгим надзором, брат Отто слезно умолял Людвига допустить его в грот Венеры, где, по его же словам, он был готов умереть на месте, пораженный невероятным зрелищем, о котором так много говорили и писали в прессе.
– Пусть лучше живет, – бросал очередное слезное послание младшего брата в шапку посыльного Людвиг. – К чему мне здесь труп? Тем более труп наследника престола! Пусть сперва откажется от самой мысли о смерти, и тогда… а впрочем, не надо ничего ему передавать. Скажите только, что я всем сердцем желаю скорейшего его выздоровления.
Новый приезд Вагнера оказался на редкость удачным, так как никакая другая публика не была столь приучена к его творчеству, как баварская. Что же касается короля, он был счастлив, потому что получил возможность вновь заключить в объятия старого друга. В то же время он был уже не столь юн и наивен и прекрасно понимал, что золотой век их дружбы прошел, и за встречей неминуемо последует расставание.
Эти мысли отравляли его существование. Подобно человеку, умирающему от жажды, он мечтал прильнуть губами к живительному источнику вагнеровской музыки и пить, пить и пить, в то время как ему было позволено лишь смочить губы.
Но король терпел, зная, что расставание неминуемо, он соглашался и на эти капли.
Положение Людвига усугублялось тем, что он не мог жить ради своего народа, как мечтал вначале. Подданные не хотели того, что мог и должен был дать им их король. В то же время он не мог позволить себе жить для себя одного. Через непрозрачный экран или через букеты цветов он все же должен был общаться со своими министрами, принимать решения, управлять страной.
Когда народ на улицах скандировал «Долой Вагнера! Это не наша музыка!» – Людвиг приказал ставить спектакли лично для себя, какое–то время не разрешая публичного показа. Народ воспринял это как пощечину, а газеты заклеймили Его величество эгоистом, ненавидящим своих подданных.
Теперь, вместо того чтобы проводить все время с вернувшимся на время постановки оперы другом, он был вынужден заниматься политикой. День ото дня Людвиг писал Бисмарку, взгляды которого относительно объединения Германии были сходными с взглядами Людвига.