Певцы и певицы донимали короля предложениями прослушать в Линдерхофе или Шахене оперные арии в их исполнении.
Все знали, что на выездах можно заработать несопоставимо много. Кому–то король дарил драгоценный перстень, кому–то устраивал дождь из ассигнаций. Дамы пытались сделаться любовницами Людвига, а молодые актеры стремились заполучить его драгоценную дружбу.
Один только что приехавший в Баварию тенор как–то был удостоен личного приглашения короля в Марокканский дом, куда он с радостью и приехал. При этом юноша рассчитывал пленить воображение впечатлительного и малость недалекого, как он слышал, короля своими романтическими взглядами, природной восточной красотой и дивным голосом.
Для Марокканского дома юноша припас великолепный турецкий костюм, сам он был смугл, с тонкими чертами лица и черными, слегка вьющимися волосами. В этом костюме он должен был петь перед королем в обстановке дворца султана. Все складывалось как нельзя лучше. Перечитав перед встречей с Людвигом несколько современных романов, написанных в восточном стиле, он наскоро придумал собственную легенду, в которой было все: страстная и безответная любовь к прекрасной девушке, и конфликт с ее жестокосердным отцом, и предсказания нелегкого жизненного пути, на котором актеру посчастливится, однако, найти истинного друга. Разумеется, в чертах «друга» Людвиг должен был без ошибки узнать себя. В общем, полный набор романтических коллизий, на которые должен был клюнуть король. Для полного эффекта юноша разучил все романтические взгляды, преподаваемые в частной школе госпожи Паддекрю, такие как «романтическое смотрение вдаль», «демонический взгляд исподлобья», «невинно потупленные глазки», «взгляд обреченного на муку», а также целый набор из коллекции «Страдания юного Вертера».
Поначалу все складывалось очень даже не плохо, и еще в театре, а затем в ресторане юноша успел обрисовать перед королем очертания своей горестной судьбы. Людвиг слушал его с глазами, полными слез, что сразу же ободрило авантюриста.
Оказавшись в Марокканском доме, он провел блистательный дебют, после чего был отпущен с подарком в свою комнату. Так как до полуночи, когда король назначил исполнение нескольких своих любимых арий и когда актер планировал покорить воображение баварского монарха восточным нарядом, еще оставалось время, в ожидании долгожданной премьеры юноша отправился гулять по парку. Там на одной из тенистых аллей он приметил склоненную над книгой фигуру секретаря Людвига, господина фон Пфистермайстера, и решил, что не будет худо свести с ним дружбу или хотя бы выяснить что–нибудь важное о привычках и нравах короля.
Дело в том, что, несмотря на то что нравы и причуды Людвига регулярно становились поводом для разбирательства их в прессе, сам король никого и никогда не подпускал к себе настолько близко, чтобы тот мог бы назвать себя его другом. Исключение составлял Вагнер, но маэстро был далеко.
Иными словами, о подлинной жизни Людвига Баварского не знал никто. Время от времени приходили сообщения о том, что какой–то музыкант, побывавший в замке короля, вдруг вознамерился поделиться впечатлениями с кем–нибудь из журналисткой братии или какая–нибудь недовольная Людвигом примадонна устраивала скандал в театре. Но, повторяюсь, все это были отдельные, как правило, не связанные между собой слухи, в правдивости которых еще следовало разобраться. А о жизни Людвига не знал никто.
Поэтому юный актер так обрадовался, узрев в парке фон Пфистермайстера и решив, что это именно тот человек, который может научить, как сделаться кумиром неприступного властителя и соответственно лучшим и самым высоко оплачиваемым актером Баварии.
Разговор начался издалека. Они обменялись несколькими дежурными фразами, после чего актер поинтересовался, что читает секретарь. Оказалось, что тот читал книгу под названием «Интересные и поучительные истории, случившиеся при дворе иранского султана».
И рассказал историю, как при дворе султана Шальмеддина выступал один великолепный певец, голос которого можно было сравнить разве что со сладкогласным соловьем. После каждой песни султан бросал ему крупный бриллиант.
Певец был допущен в святая святых дворца, где плескались в хрустальном бассейне многочисленные жены и наложницы султана. Они смеялись и веселились, их тела переплетались в потешной борьбе или танцах любви.
Чернокожие невольники обмахивали султана и его гостя веерами из павлиньих перьев, прекрасные рабыни расставляли перед ними прямо на ковре диковинные яства.
– Как ты поешь! О, Аллах, как можешь ты даровать смертному такой божественный голос! – призывая в свидетели небо, изрек султан, пораженно уставившись на своего певца, словно только что увидел его. – Твой рот раскрывается лишь для того, чтобы исторгнуть несметные сокровища – песни, слушая которые я переполняюсь счастьем и верой в то, что, когда я умру, Аллах возьмет меня в лучший мир, где я снова смогу ощутить блаженство, сходное с тем, что даришь ты мне сегодня.
– Если мой рот, как ты говоришь, о мой повелитель, раскрывается лишь для того, чтобы исторгнуть сокровища, что стоит тебе, любимому сыну Аллаха, наполнить его драгоценностями из своей казны? – ответил султану певец.
* * *
– И что же султан? Наполнил рот певца драгоценностями? – с замиранием сердца спросил юноша.
– Конечно, – секретарь хотел было продолжить рассказ, но в этот момент его позвали, и он был вынужден откланяться.
Когда настала полночь, актер облачился в свой восточный костюм, надел на голову золотую чалму со страусовым пером, которая так шла к нему. После чего за ним зашел паж, в обязанности которого входило проводить гостя к своему королю.
После первой же песни восхищенный Людвиг начал благодарить певца, осыпая его комплиментами. Дождавшись, как казалось, благоприятного момента, юноша как бы невзначай рассказал королю о легенде, после чего Людвиг трижды хлопнул в ладоши. И велел явившемуся на его зов арапчонку принести шкатулку с сокровищами. За расписанной сценами из жизни гарема какого–то восточного султана ширмой квартет музыкантов играл «Марокканскую невесту».
Актер не верил своим глазам. Еще несколько минут – и он богатый человек. В этот момент скрипка за ширмой сфальшивила и, громко ругаясь и сетуя на несправедливую судьбу, пославшую в его покои только портящих прекрасные инструменты варваров, король отправился наводить порядок.
– Что вы сделали?! – бросился к лежавшему на подушках и грезившему о своем великолепном будущем актеру секретарь короля, который все это время находился за дверью, и только теперь позволил себе ворваться в зал.
– Я пересказал королю историю, услышанную от вас, – немного обескураженный тем, что его поймали за руку, ответил актер.
– Но вы же не знаете конца истории, – заторопился фон Пфистермайстер, его лоб намок, глаза напряженно вглядывались в ширму, за которой скрылся король. – Султан убил своего певца, положив в его рот слишком много драгоценных камней. Он задохнулся, подавившись камнем!
Услышав о столь безрадостной перспективе, актер побледнел.