Деревьев почти не попадалось, а те, что еще не срубили на дрова, были чудовищно изуродованы. Они сиротливо покачивали редкими сухими ветками, лишенными зелени. Чахлый кустарник клонился к земле, наводя на мысли о бренности сущего.
У мрачных, похожих на жерло вулкана подворотен стояли женщины, закутанные с ног до головы в замызганные, сроду не стиранные отрепья, некоторые держали за руку девочек, своих дочерей. Никаких сомнений в роде их занятий не оставалось. Они провожали нашу компанию жадными взглядами, но мы делали вид, что это нас не касается, и продолжали идти как ни в чем не бывало.
Детишки, словно стайки вспугнутых воробышков, носились из одного переулка в другой. За заколоченными досками окон раздавались пьяные крики и угрозы, иногда слышались жалобные стоны и просьбы о помощи, но редкие прохожие не обращали на них внимания. Здесь каждый жил сам по себе.
Безногий нищий подкатил на маленькой тележке, отталкиваясь от земли грязными руками, и, открыв беззубый рот, что-то прошамкал, клянча подаяние. Лигрель было остановился, но я толкнул друга плечом и показал, что нужно двигаться дальше. Разочарованный нищий выругался и покатил обратно.
Порой на улицах показывались рослые и упитанные мужчины — здешние хозяева жизни. Многие поигрывали кистенем или увесистой дубиной, но нас не трогали. Не хотели связываться или слишком заняты.
— Стой, — вдруг прошептал я.
— Что случилось? — удивился Лигрель.
— Потом, — отмахнулся я и запихнул друга в маленькую нишу между соседними домами, затем залез в нее сам.
Мимо, не спеша, продефилировал Карлик Джо, на этот раз один, без привычных телохранителей. На физиономии расплылась самодовольная улыбка, он распевал фривольный мотивчик, сложенный моряками в портовых кабаках. Нас не заметил и вскоре скрылся за углом. В Трущобах Джо чувствовал себя как дома. Интересно, что он здесь делает? Неужто влияние Мясника распространяется даже на Трущобы?
— Кто это? — спросил Лигрель.
— Да так, один старый знакомый, встреча с которым нам совершенно ни к чему, — пояснил я. — Двигаем дальше.
— Далеко еще? — спросил Лигрель, набирая ход.
— Почти пришли, — откликнулся я. — Сейчас за поворотом должна показаться площадь или то, что таковой считают. На ней стоит памятник Маршалу.
Редкая стена полуразрушенных домов расступилась, открыв взору большой пустырь, заваленный мусором, в котором копошились нищие. Они ворошили хлам палками и, найдя что-нибудь подходящее, складывали в котомки. В основном их интересовали остатки пищи и тряпки, впрочем, в ход шло все, имеющее в глазах этих несчастных хоть какую-то ценность.
Памятник, изображавший дородного мужчину в полном боевом облачении, позеленел от старости и перекосился. На шлеме с плюмажем мирно ворковали голуби. Мраморная табличка, извещавшая о доблестях и регалиях полководца, была расколота. Одна половинка еще держалась на своем месте, другая лежала под толстым слоем высохшей грязи.
— Мрачное местечко, — сквозь зубы процедил Лигрель.
— Мрачное, — согласился я. — Не то что ваши леса.
— Поразительно, как можно докатиться до такого, — с осуждением сказал эльф.
— Бывают места и похуже. Вспомни Лаоджу. Тамошние жители не прочь полакомиться человечиной. И эльфами тоже.
— Помню, — ухмыльнулся эльф. — Да, дыра дырой. Но это слабое оправдание.
— Лучше поговорим с этими «господами», может, они что знают? — я показал на нищих.
«Господа» тем временем решили устроить небольшой перекур и, устроившись на котомках, негромко переговаривались. По рукам ходила литровая армейская фляжка, судя по раскрасневшимся лицам побирушек, наполненная отнюдь не водой.
— Давай, — кивнул эльф.
Мы обменялись понимающими взглядами и направились к месту привала попрошаек. Нас встретили настороженно. Фляжка тут же исчезла.
— Привет, мужики, — поздоровался я.
— Чего нужно? — спросил один из попрошаек, набычив голову. — Идите с миром. Мы нищие, у нас ничего нет.
— Не бойтесь, не обижу. — Я продемонстрировал широкую улыбку. — Задам пару вопросов и все.
— Шел бы отсюда, — досадливо нахмурив лоб, предложил нищий. — Любопытные и слишком разговорчивые в Трущобах долго не живут.
Его товарищи согласно закивали.
Я выложил на ладонь горстку медяков. Глаза побирушек алчно засияли, нищие подвинулись ближе. В другом районе столицы это не деньги, а так, мелочевка на карманные расходы, но для Трущоб выложенная сумма тянула на хорошее состояние.
— Я задам вам один ма-а-аленький вопрос, — я нарочно растянул слово «маленький», — и если получу правильный ответ, деньги перейдут к вам. Договорились?
— Еще как! — воскликнул разговорчивый побирушка, облизывая сухие губы. Его распирало от жадности. — Не томи, спрашивай.
— Нет ли поблизости чужаков?
— Здесь много разного народа живет, — хмуро произнес нищий. — Всех ведь не упомнишь. Но вас двоих, головой ручаюсь, впервые вижу.
— Отец, не о нас речь, — грубо перебил Лигрель. — Появлялись ли за последние день или два новички, подозрительные типы? Они должны остановиться где-то поблизости.
— Кажется, я знаю, кто нужен, — пробурчал дотоле молчавший нищий с бельмом на глазу. — Живут тут неподалеку, через два дома, пятеро, среди них баба. А вчерась к ним еще один гость пожаловал. Наши бы их с удовольствием пощекотали, да приказ даден: ни в коем разе не трогать.
— Кем даден? — спросил Лигрель.
— Э, мил человек, о таких вещах здесь говорить не принято. Большой человек приказал. Кто знает, тот поймет. Тут его все слушаются, — пояснил нищий.
— Значит, через два дома, — прервал я. — Покажете где?
— Гони еще медяк, покажу, — вызвался он.
— Получай. — Я высыпал в приготовленную горсть деньги. Сменив хозяина, они жалобно звякнули, будто сетуя на жизнь.
Нищий тщательно пересчитал мелочь, потом раздал улов между остальными попрошайками, отсыпав, правда, львиную долю себе в карман.
— Только будьте осторожней, — предупредил он. — Там люди сурьезные, шутковать не будут. Чиркнут ножом по шее, и голова в кустах окажется.
— Мы тоже не лыком шиты, — откликнулся я. — Веди!
Нищий, покряхтывая, привстал с котомки и побрел неторопливыми шажками. Мы дышали ему в затылок. Сердце тревожно заныло. Я вроде бы не склонен к авантюризму, однако сейчас добровольно лез головой в петлю. Скажи об этом кто раньше — рассмеялся бы прямо в лицо, честное слово! Наверное, виной всему моя ответственность. Я с ранних лет привык взваливать на себя кучу обязанностей, это даже выработалось в дурацкую привычку. Впрочем, чего зря сетовать. Сделанного не воротишь. Раз вызвался спасать мир, не жалуйся — никто за язык не тянул, не упрашивал, награды не обещал.