«Когда-нибудь этот урод так напитается моей кровью, что станет мной, а я им, склоню свою гордость у вонючих лап глупого раба и…»
В дверь вошла красивая драконица, принц знал, что среди дам принято покупать ночи дежурства подле молодых сановников. Эта была не исключением.
– Повелитель желает вас видеть, Адский принц. И не только Повелитель, – добавила она низким, привораживающим голосом, уставившись на голые ноги Германа.
– Передай, чтобы сам пришел, если ему так желается.
Яро осклабился, и принц, дождавшись когда за воительницей закроется дверь, подал рабу вторую ногу.
«Любопытно, чем больше я лью человеческой крови, тем больше вытекает ее из меня. Может, я и вправду превращаюсь в обыкновенного дракона? Хотя нет. В моем теле постоянно нарождается новая кровь, чтобы выливаться потом, собираясь в ручьи, потоки, реки… Целые реки крови, вперемешку с чистым пламенем».
В дверь постучали, принц лениво потянулся, приподнимаясь на подушках. В комнату вошел паж, пропуская вперед себя гонца. Увидев Германа, тот опустился на одно колено, протянув свиток, перевязанный золотой цепью. Яро услужливо принял послание и положил его на протянутую руку хозяина. Тот некоторое время читал и наконец бросил взгляд на ловившего каждое его дыхание слугу. Тут же изо рта урода вылетело быстрое пламя, в одно мгновение охватившее тело посланца. Герман привстал, желая разглядеть казнь до последней детали. Через минуту все было уже кончено, и Яро, шутовски раскланявшись, принялся натягивать на ноги своего принца новые сапоги.
«Зачем все это?» Герману хотелось кричать.
Дверь распахнулась, на пороге стоял сам Повелитель. При виде которого слуга попытался заползти под алое покрывало, но Эдуард зыркнул на него так, что несчастный кубарем вылетел из комнаты, наткнувшись с разгона на дверь и полностью сорвав ее с петель. Принц улыбнулся и указал отцу на кресло в глубине полупустой комната.
– Ты отказываешься повиноваться приказам, да еще и позоришь меня перед слугами! – гневно бросил Повелитель и уселся рядом с сыном. – Это еще что такое? – Он ткнул носком сапога кучку пепла на полу.
– Ах, это… – Принц по-кошачьи потянулся, широко зевнув и показав собеседнику розовое горло. – Дурные вести.
Эдуард поднял валявшееся рядом и, видимо, безынтересное для юноши послание.
– Твой десятник сообщает об уничтожении еще двух крепостей? И это ты считаешь дурными известиями?!
– Да, в самом деле? Наверное, я посмотрел не на ту строчку или отвлекся на свои мысли. Сегодня жарко. Зачем ты держишь в приемной сразу столько горячих воинов? Или это твои, отец, дамы? Берегись, после них на твоей коже могут остаться ожоги. – Он свесил голову с постели, наблюдая, как звенит и пульсирует кровь в висках.
– Не говори глупостей, Тебе же известно, что это наши самые преданные подданные, а с ними всегда жарко…
– Жарко, душно и нестерпимо воняет! – Молодой человек потянулся за кувшином с вином
– Учителя хвалят тебя на все лады.
– Вот как? – Скучающая мина не исчезла, а, кажется, стала еще более непроницаемой. – А тебе не приходит в голову, что они попросту боятся рассердить тебя? Или потерять часть милостей, которыми ты с драконьей щедростью осыпаешь всех и каждого?
– Думаю, нет. Да я и сам не раз видел тебя в деле. – Тон сына вызывал раздражение; всякий раз, когда Адский принц оставался хоть на один день в замке, повелитель чувствовал такой дискомфорт, что время от времени его переполняло желание сгореть в собственном пламени или запереть себя в самый мерзкий и глубокий карцер на двадцать пять часов, и каюк. (Двадцать часов в небольшом, полностью закрытом помещении – смерть для любого даже самого сильного дракона.) Это действовала магия Германа. Идея принца уничтожить собственного отца жила в нем давно. Поначалу Эдд даже усматривал в этом здоровую жизнеутверждающую основу, но по мере того, как мальчишка рос и набирался опыта, эта забава перестала радовать Повелителя драконов. И все чаще и чаще он начинал замечать, что ему уже сложно выпутываться из всех сложных ситуаций, распознавать хитроумные ловушки и отвечать на смелые атаки сына. Вот и сейчас, поддавшись гневу и не желая, чтобы весть о непослушании наследника расползалась по покоям замка, Эдуард был вынужден убить драконицу, дочь ближайшего соратника, который теперь, может быть, будет мстить. Повелитель поглядел на сына. Красивый молодой человек с тонкими чертами лица, густые седые волосы были зачесаны назад.
Красив, можно сказать, женоподобен. Можно было бы, если, конечно, отбросить этот хищный взгляд, вместе с выражением жестокости. Красивые, изящные пальцы имели продолжение в длинных, слишком длинных ногтях. Обычно закрашенных в черный цвет, чтобы скрывать следы крови. Сегодня они были серебряные и блестели, как жала.
– Это еще что за гадость? – Эдд кивнул в сторону хищных ногтей.
– Лак. А тебе что, не нравится? Жаль, я думал, что надо. Недавно залетел в Аласводский княжеский замок и…
– Сжег его. – Повелитель уже привык, что о своих подвигах Герман не распространялся, по правде сказать даже не сообщал в обязательной для всех офицеров сводке, словно не придавал этому значения.
– Побродил. Испытал, признаюсь, массу удовольствия. Выпил, казалось, все, что было в зоне моей досягаемости, прихватил кое-что из этих штучек. – Герман перегнулся и вытащил из-под алого покрывала шкатулочку с различными духами и притираниями.
– Гадость. Мало этого – гадость другого мира. – Повелитель сплюнул. – Это тоже от Эльлинсинга?
– Фи. Как грубо. – Адский принц побрызгал на себя духами, отчего сделался еще невыносимее.
– Ну конечно – князь – друг принца Кира! Вот тот и шляется туда-обратно за лаком для ногтей или тенями для век. А наши мудрецы еще ищут в этих походах в другие миры какой-то особый смысл. Но тебе совсем не нужно быть похожим на Эльлинсинга или вообще на кого-то из людей.
– А на кого я должен быть, по-твоему, похож? Если сам говоришь, что я уникален?
– Да. В тебе две крови, и ты нужен престолу именно таким. – Сказав это, Эдд был не совсем уверен в том, что кому-нибудь может быть по сердцу бессмысленная жестокость его сына. Вообще-то драконы воспитываются на почитании старейшин и родителей. Но эта добродетель, впрочем как и другие, благополучно миновала его отпрыска.
– Ну раз уж я такая паинька, может, я заслужил, наконец, игрушку? – Герман посмотрел на отца невиннейшим взглядом молодого дьявола, отчего Повелителя драконов передернуло.
– Что ты имеешь в виду?
«Сейчас он таким же девственным голоском объявит, что хочет поиграть с моей головой!»
– Я хочу девочку.
– Что?
– Ну девочку, невестушку. Драконы рано взрослеют, а мне уже тринадцать.
Эдуард почувствовал некое замешательство, пронзительные голубые глаза сына сверлили ему душу.