— Если так пойдет, осенью все останутся без фруктов, — сурово сказал Нарсисс.
Персики, абрикосы и другие фрукты с тонкой кожицей уже погибли. Дождь проел нежную плоть, и они сгнили и упали на землю, даже не дозрев. Помидоры никак не хотели поспевать. С яблоками и грушами дело обстояло не лучше. Восковая кожица защищала их отчасти, но недостаточно. Но больше всего страдали виноградные лозы.
В это время винограду нужен свет, сказал Джо, особенно поздним сортам, винограду шенен, из которого делают благородные вина, он должен быть высушен солнцем, как изюм. Этот виноград зависит от исключительного климата болотистого Ланскне: жарких, долгих летних дней, дымки, которую солнце поднимает из-за реки. В этом году, однако, в pourriture noble не было ничего благородного. Лозы поразила простая и банальная гниль. Мариза делала что могла. Заказала из города пластиковые покрывала и натянула их над рядами на металлические обручи. Это спасло лозы от худших последствий дождя, но ничем не помогло обнаженным корням. Покрывала не пускали остатки солнечного света, и фрукты запотевали под пластиком. Земля давно раскисла в грязную жижу. Как и Джо, Мариза раскладывала куски ковра и картона между рядами, чтобы уберечь землю. Но все напрасно.
Саду Джея приходилось немного легче. Дальше от болот, выше над водой, земля его имела естественные дренажные каналы, которые уносили лишнюю воду в реку. И все равно Танн поднялся как никогда высоко, разлился по винограднику на стороне Маризы и подобрался опасно близко к Джею, размывая берег так яростно, что огромные глыбы земли падали в реку. Розе было строго запрещено ходить на подмытый берег.
С ячменем творился кошмар. Поля вокруг Ланскне давно уже были отданы на откуп дождю. На одном из полей Бриансона появился круг, и самые легковерные пьянчуги Жозефины заголосили о космических пришельцах, хотя Ру считал, мол, больше похоже на то, что озорной сынок Клермона и его подружка знают больше, чем говорят. Даже от пчел в этом году мало толку, сообщил Бриансон, меньше цветов, вот и мед хуже. Зимой придется затянуть пояса.
— С нынешнего урожая едва ли удастся выжать довольно, чтоб посадить будущей весной, — объяснил Нарсисс. — Когда урожай плохой, приходится сажать в кредит. А арендованная земля родит все хуже и хуже, э! — Он осторожно налил арманьяк в горячую кофейную гущу и выпил смесь одним глотком. — Денег от подсолнухов и кукурузы слишком мало, — признал он. — Даже цветы и питомник не приносят того, что прежде. Нам нужно что-то новое.
— Может, рис? — предложил Ру.
Клермон был менее подавлен, несмотря на то что дела его плохо шли все лето. Недавно он несколько дней провел на севере с Люсьеном Мерлем и вернулся, горя энтузиазмом по поводу своих планов насчет Ланскне. Выяснилось, что они с Люсьеном собираются стать партнерами и испробовать новый способ разрекламировать Ланскне в регионе Ажена, хотя оба непривычно секретничали насчет деталей проекта. Каро тоже была лукава и самодовольна, дважды заглянула на ферму «по дороге», хотя та на мили отстояла от ее обычного пути, и осталась на кофе. Ее распирало от сплетен, восхищения тем, как Джей обновил ферму, отчаянного любопытства насчет его новой книги и намеков, что ее влияние в региональных литературных обществах несомненно принесет роману успех.
— Серьезно, постарайтесь обрасти французскими связями, — наивно поучала она. — Туанетта Мерль знакома с уймой журналистов, вы в курсе? Может, попросить ее устроить вам интервью для местного журнала?
Он объяснил, пытаясь не улыбаться, что одной из основных причин бегства в Ланскне было стремление избежать общения с журналистами.
Каро жеманно улыбнулась и пробормотала что-то насчет артистического темперамента.
— И все же подумайте, — настаивала она. — Я уверена, наличие знаменитого писателя даст толчок, который нам так нужен.
Тогда Джей пропустил ее слова мимо ушей. Он почти закончил новую книгу, на которую наконец заключил контракт с «Уорлд уайд» и установил себе срок сдачи — октябрь. К тому же он купил у Жоржа несколько бетонных труб и укреплял ими старые дренажные канавы на своей земле. Крыша тоже дала течь, и Ру пообещал залатать ее и заново расшить швы кирпичной кладки. Дни Джея были слишком насыщенными — не до Каро и ее планов.
Вот почему газетная статья застала его врасплох. Он бы и вовсе ее пропустил, если бы Попотта не углядела ее в аженской газете и не принесла ему вырезку. Попотта была трогательно довольна, но Джею сразу стало не по себе. В конце концов, это первый знак, что его местопребывание раскрыто. Он не помнил дословно. Немало чепухи о его блестящей ранней карьере. Малость кудахтанья о том, как он сбежал из Лондона и возник в Ланскне. В основном избитые банальности и неопределенные домыслы. Что хуже, там была его фотография, сделанная в кафе «Марод» четырнадцатого июля: Джей, Жорж, Ру, Бриансон и Жозефина сидят у стойки бара с бутылками blonde в руках. На снимке Джей одет в черную футболку и хлопчатобумажные полосатые шорты, Жорж курит «Голуаз». Джей не помнил, кто сделал фотографию. Кто угодно мог. Заголовок гласил: «Джей Макинтош с друзьями в кафе „Марод“, Ланскне-су-Танн».
— Что ж, ты не мог вечно от всех ныкаться, сынок, — заметил Джо, когда Джей пожаловался ему. — Рано или поздно все равно выплыло бы.
Джей сидел в гостиной за пишущей машинкой — бутылка вина с одного боку, чашка кофе с другого. На Джо была футболка с надписью: «Элвис жив-здоров и живет в Шеффилде». Джей замечал, что теперь все чаще очертания Джо словно просвечивают по краям, как на передержанной фотографии.
— Не понимаю почему, — сказал Джей. — Если я хочу жить здесь, это ведь мое дело, верно?
Джо покачал головой.
— Да. Может быть. Но ты ж не собирался всю жизнь так прожить, а? — сказал он. — Бумаги. Разрешения. Всякое такое. Бабки и вообще. Скоро тебе придется туго.
Действительно, четыре месяца жизни в Ланскне изрядно истощили сбережения Джея. Ремонт, мебель, инструменты, оборудование для сада, дренажные трубы, ежедневные траты на еду и одежду плюс, разумеется, покупка самой фермы выжали его сильнее, чем он предполагал.
— Деньги скоро появятся, — ответил он. — Я теперь в любую минуту могу подписать контракт на книгу.
Он упомянул, о каких суммах идет речь, ожидая, что Джо благоговейно умолкнет. Но тот лишь пожал плечами.
— Да. Но по мне, синица в руке получше журавля в небе, — сурово сказал он. — Я просто хотел глянуть, все ли у тебя все в порядке. Убедиться, что дела идут на лад.
«До того, как уйду». Можно было не говорить. Слова прозвучали ясно, точно он произнес их вслух.
А дождь все лил и лил. Странно, но по-прежнему стояла жара, и ветер дул, обжигая, не освежая. По ночам часто гремели грозы, молнии танцевали на ходулях по всему горизонту, и небо зловеще горело алым. Молния ударила в церковь в Монтобане, и та сгорела дотла. После случая с осами Джей мудро держался подальше от реки. В любом случае это опасно, говорила Мариза. Основательно подмытые берега имеют привычку рушиться прямо в поток. Легко упасть, утонуть. Несчастные случаи — обычное дело. Она не упоминала о Тони. Когда Джей касался этой темы, она сворачивала разговор в сторону. Розу тоже упоминала только мельком. Джей начал думать, что зря заподозрил их в тот день. В конце концов, он был в лихорадке, ему было больно. Галлюцинация, вызванная осиным ядом. Зачем бы Маризе его обманывать? А Розе? Так или иначе, у Маризы полно было дел. Дождь погубил кукурузу, запустив мокрые пальцы гнили в зреющие початки. Подсолнухи обмякли и отяжелели от воды, их головки склонились или оборвались. Но хуже всего пришлось лозе. Тринадцатого сентября Танн наконец вышел из берегов и затопил виноградник. Верхний край поля пострадал меньше из-за резкого наклона, но нижний край на фут скрылся под водой. Другие фермеры тоже понесли убытки, но больше всех досталось Маризе с ее болотистыми угодьями. Лужи дождевой воды окружили дом. Разлившиеся воды Танна унесли двух коз. Маризе пришлось завести оставшихся в сенной сарай, чтобы уберечь хозяйство от дальнейшей порчи, но сено было мокрым и неаппетитным, крыша дала течь, и запасы пострадали от влаги.