— Я знал, что это они все подстроили! — взорвался Аристид. — Эти сороки…
— Я думаю, что ему не следует называть нас сороками, — отозвалась сестра Экстаза. — Эти птицы приносят несчастье.
— Мы пришли сюда, — продолжала Дезире. — И святая с нами говорила.
Позади нас люди вытягивали шеи. Щурились от песчаного ветра. Тайком складывали пальцы в знак, отводящий несчастье. Я слышала звук прерывистого, затаиваемого дыхания.
— Что она сказала? — спросил наконец Оме.
— Она говорила не как святая, — сказала сестра Тереза.
— Не-не, — согласилась сестра Экстаза. — Совсем не как святая.
— Это потому, что она саланка, — ответила Дезире. — Не какая-нибудь чопорная уссинка.
Она улыбнулась и взяла Аристида под руку.
— Жаль, что тебя не было, Аристид. Жаль, ты не слышал, что она сказала. Слишком много лет прошло, как наш сын утонул, тридцать лет прошло. И все эти годы не было ничего, кроме горечи и злости. Ты не мог плакать, ты не мог молиться… ты выжил нашего второго сына из дому своей злобой, издевками…
— Заткнись, — сказал Аристид с каменным лицом.
Дезире покачала головой.
— На этот раз — нет, — ответила она. — Ты со всеми затеваешь скандалы. Ты даже на Мадо кидаешься, когда она говорит, что, может быть, здесь можно жить дальше, а не умирать. На самом деле тебе хотелось бы, чтобы все потонули вместе с Оливье. Ты. Я. Ксавье. Чтоб никого не осталось. Чтобы все кончилось.
Аристид посмотрел на нее.
— Дезире, я тебя прошу…
— Это чудо, Аристид, — сказала она. — Словно он сам со мной говорил. Если бы ты только видел…
И в розоватом свете она подняла лицо к святой, и в этот момент я увидела, как что-то мягко падает на нее сверху из высокой темной ниши, что-то похожее на ароматный снег. Дезире Бастонне стояла на коленях на мысу Грино, окруженная цветами мимозы.
Все взоры обратились на нишу святой. Вдруг там, кажется, что-то шевельнулось — может, просто тень метнулась, когда передвинулся один из фонарей.
— Там кто-то есть! — крикнул Аристид, выхватил у внука винтовку, прицелился и выстрелил из обоих стволов в святую, стоящую в нише. Раздался громкий треск, ошеломляющий во внезапной тишине.
— Да уж, с Аристида станется — выстрелить в чудо, — сказала Туанетта. — Ты бы и в Богоматерь Лурдскую стал стрелять, придурок?
Аристиду, кажется, стало стыдно.
— Я там точно кого-то видел…
Дезире наконец встала, с руками, все еще полными цветов.
— Я знаю, что видел.
Неразбериха продолжалась несколько минут. Ксавье, Дезире, Аристид и монахини были в самом центре — каждый пытался ответить на шквал вопросов. Люди хотели увидеть чудесные цветы, услышать, что сказала святая, осмотреть знаки на стене часовни. Я поглядела за мыс, и мне показалось на миг, что далеко внизу что-то зыблется на волнах, и в тишине поворачивающего вспять прилива я, кажется, даже всплеск услышала, словно что-то вошло в воду. Но это могло быть что угодно. Фигура в нише — если она там вообще была — исчезла.
Мы выпили по рюмочке в баре Анжело, открывшемся среди ночи по такому случаю, и это замечательно помогло нам успокоиться. Сдержанность и подозрения были забыты, колдуновка лилась рекой, и через полчаса мы уже веселились почти по-карнавальному.
Дети, в восторге, что их не гонят спать, играли в пинбол в углу бара. Школы завтра не будет, и это уже само по себе праздник. Ксавье робко поглядывал на Мерседес и впервые получал ответные взгляды. Туанетта в промежутке между рюмками бодро задирала столько народу, сколько могла. Монахини наконец уговорили Дезире отправиться обратно в постель, но Аристид, странно подавленный, был тут. В хвосте толпы явился Флинн, волосы его закрывала черная вязаная шапочка. Он едва заметно подмигнул мне, потом скромненько уселся за стол у меня за спиной. Жан Большой сидел возле меня с рюмкой колдуновки, с «житаном» в зубах и непрестанно улыбался. Я сперва боялась, что незнакомое торжество его каким-то образом расстроит, но потом поняла, что, кажется, впервые с тех пор, как я вернулась, отец неподдельно счастлив.
Он сидел рядом больше часа, потом вышел так тихо, что я почти не заметила его ухода. Я не пыталась его преследовать, не хотела нарушить установившееся меж нами хрупкое равновесие. Но я смотрела из окна, как он шел домой, — виднелся только огонек сигареты над дюной.
Спор продолжался; Матиа, сидевший за самым большим столом в окружении наиболее уважаемых саланцев, был совершенно убежден, что появление святой Марины уже само по себе чудо.
— Что это еще могло быть? — напирал он, пригубливая уже третью рюмку колдуновки. — Да в истории полно примеров всяких чудес прямо средь бела дня. Почему бы и не у нас?
Похоже, разных версий события расплодилось уже не меньше, чем свидетелей. Кое-кто своими глазами видел, как святая взлетела на стену разрушенного храма. Другие слышали призрачную музыку. Туанетта, усаженная на почетное место рядом с Матиа и Аристидом, потягивала спиртное и рассказывала, от души наслаждаясь всеобщим вниманием, как она первая заметила знаки на стене. Конечно, это чудо, сказала она. Разве в человеческих силах найти пропавшую святую? Протащить ее всю дорогу до мыса Грино? Поднять ее в нишу? Разумеется, нет. Это просто невозможно.
— И к тому же колокол, — заявил Оме. — Мы все его слышали. Что это еще могло быть, как не Маринетта? А знаки на стене…
Все согласились, что, конечно же, мы имеем дело со сверхъестественными событиями. Но что они означают? Дезире восприняла их как весть от сына. Аристид ничего не сказал, но сидел над рюмкой с необычно задумчивым видом. Туанетта сказала: это значит, что наша удача скоро переменится; Матиас надеялся на лучший улов. Капуцина ушла, захватив с собой Лоло, но у нее тоже был странно задумчивый вид — уж не вспомнила ли она про уехавшую дочь. Я пыталась поймать взгляд Флинна, но он, кажется, был вполне доволен направлением, которое приняла дискуссия. Я решила последовать его примеру и ждать.
— Рыжий, ты, кажется, теряешь сметку, — сказал Ален. — Я думал, ты нам хотя бы объяснишь, как это святая взлетела там на мысу.
Флинн пожал плечами.
— Не знаю, хоть обыщи. Если б я умел творить чудеса, я бы не в этой дыре сидел, а распивал шампанское в Париже.
Прилив остановился, и ветер тоже. Облака рассеивались, а за ними было красное, как рана, предрассветное небо. Кто-то предложил вернуться в часовню и осмотреть место происшествия при свете. Вызвалось несколько добровольцев; остальные побрели домой, чуть покачиваясь, по неровной дороге.
Однако пристальное изучение знаков на стене часовни нам ничего не дало. Они были словно опалены, выжжены в камне каким-то образом; нам не удалось найти букв — только какие-то примитивные рисунки и несколько цифр.