Кот закусил губу. Сколько прожил бородатый? Половинку человеческой жизни? А он живет века непонятно зачем и для кого. И удар тот ему предназначался. Но почему-то умер Игорь. А он жив. Опять жив. По-прежнему. Все еще.
Пойти что ли удавиться?
Это не твоя мысль, резко оборвал сам себя. Это снова чужое. Руки на себя накладывать, жизни себя лишать, последнее дело. Тем более если за твою жизнь чужой заплачено.
Тешь себя, хихикнуло в башке.
Оборотень потряс головой, молча провел рукой по мертвому лицу, закрывая глаза.
— Теперь нас трое осталось, — тихо произнесла старуха.
— А как же Бычич и Степа этот, — возразил Кот.
Старуха покачала головой.
— Нас трое. Ни Бычич, ни Степа тебе не помогут барьер держать.
Кот несогласно мотнул головой и молча вышел.
— Как он? — подскочил Милонег навстречу оборотню.
Кот лишь покачал головой.
— Все.
Три буквы были произнесены так, что подрубили бы и пятисотлетний баобаб. Милонег опустился на табуретку, уткнулся лицом в подставленные ладони. Голова была чугунной настолько, что упертые в столешницу локти до боли ощутили эту тяжесть.
Игорь был мертв. Тот самый Игорь, что тренировал его, учил обращаться с оружием. Игорь, который объяснял мальчишке Олегу какие-то правильные, но не понятные порой даже для Милонега вещи. Тот самый Игорь, что лечил душу его разорванную от любви, учил говорить с ветром и пить пиво, пел песни и варил супчик из подберезовиков.
И теперь его не было. Зачем? Ради чего?
Все бессмысленно, заворочалось в больном, отравленном болью мозгу. Ты же видешь, что все бесполезно. Все вы это видите. Зачем противитесь? Надо только отступиться от ваших иллюзий, которыми живете. Посмотри на вещи реально. Пойми, что все по сути слеплены из одного дерьма. Только кому-то хочется казаться глиной господа бога, а кого-то вполне устраивает быть дерьмом. Не пытайся стать лучше. Ты выглядишь смешно. Ты вызываешь жалость. Ты смешон и жалок в своих потугах. Открой рот, скажи что думаешь и станешь выглядеть пафосным уродом, вещающим и строящим из себя гуру.
Попытаешься вразумить, тебя не поймут. Пытаешься быть естественным, но естественное для тебя не естественно для реального мира. Бросай жить иллюзиями.
Я не сдамся, отмахнулся от чужого присутствия Милонег.
Не надо сдаваться, ты просто повзрослеешь и поймешь из чего сделан мир и к чему он идет. Вашим романтическим бредням в этом мире просто нет места. Пойми, прими. Взрослей.
— Изыди, — вслух произнес Милонег.
Кот вздрогнул, напрягся.
— Снова оно? — спросил, отвлекаясь от мыслей.
Вместо ответа Милонег истерично рассмеялся. Смех был знакомый, но ни Милонегу и ни Олегу он принадлежал. Так смеялся тот, кто приходил в мысли, подменяя их своими, играя в какую-то жестокую игру.
Кот сделал шаг и резко ударил соратника по лицу.
Милонег кувырнулся вместе с табуреткой. Ноги зацепились за стол, сдвинув. Со звоном грохнулась на пол чашка, распавшись на куски. Оборотень смотрел сверху вниз. Милонег поднялся, потирая челюсть.
— Мог бы и полегче, — пожаловался он.
— Лучше бы спасибо сказал, — пожурил Кот.
— Спасибо, — буркнул Милонег, поднимая табуретку и садясь обратно к столу. — И чашку разбил. Деструктор, блин.
Кот не отреагировал. Молча поглядел на Бычича и Степу. На студента особенно выразительно. Если от богатыря знал чего ждать, то студент был не так прост и совсем не знаком.
— Если увидите, что он или я, — оборотень покосился на дверь. — Или старуха так смеемся, бейте по роже со всей дури, чтоб мозги на место встали.
— По роже, — Бычич улыбнулся и потер кулак. — Это всегда пожалуйста. Только бабку без меня. Если я ей двину, так она не то что смеяться, дышать больше не будет.
Оборотень кивнул, мол, шутку понял. Подсел к Милонегу.
— Брось убиваться, — сказал тихо. — Если б ты не знал, чем жизнь кончается, можно было бы по нему плакать. А так… у него все впереди. Во тьму он не попадет.
— В свет тоже, — вздохнул Милонег. — Все дело в том, что я знаю, чем жизнь кончается. И куда он попадет тоже знаю. И радоваться тут не чему.
Она проснулась среди ночи. Проснулась потому, что кто-то звал, или плакал ребенок. Или это только приснилось. Сердце билось, как сумасшедшее. В комнате было темно, лишь выделялся чуть светлее прямоугольник окна. Лада встала с постели, прошла в угол комнаты, где стояла детская кроватка. Наклонилась. Ребенок спал крепко, только чуть посапывал.
Привиделось, попыталась унять бешено колотящееся сердце Лада. Но успокоение не пришло. Не было покоя. Тихонько шлепая босыми ногами по линолеуму, она прошла на кухню. В дверях замерла, вздрогнула.
В дальнем углу шевелилась огромная живая нечеловеческая тень. Рука судорожно метнулась в сторону, пальцы ощупью нашли выключатель. Вспыхнуло. Лада сощурилась, глаза чуть не заболели от яркого света. Желтый, заливший кухню свет показался почему-то отвратительным. Она приоткрыла глаза. В углу никого не было. Да и теней не осталось.
Нервы ни к черту. Девушка вошла в кухню, плеснула в стакан воды из графина. В горле было сухо.
— Ку-ку, — шепнул кто-то в левое ухо.
Вода застряла в горле. Лада закашлялась, разбрызгивая недопитое во все стороны. Резко обернулось. Тень мелькнула где-то на краю зрения. Девушка дернулась в сторону, прижалась спиной к стене, оглядела кухню. Никого.
— Если хочешь увидеть с кем говоришь, выключи свет, — посоветовал вкрадчивый шепот.
— Я не хочу с тобой говорить, — выдохнула Лада.
— Говорить все равно придется, — хихикнуло в ухо. — Выключи свет.
Лада покорно оторвалась от стены и вышла в коридор, щелкнула переключателем. Когда вошла снова, все та же тень устроилась возле окна на табуретке. Гадкая, пугающая.
— Что тебе надо? Зачем ты здесь?
— Пришел напомнить про должок, — прошелестел голос. — Ты его нашла, он тебя любит, вы прожили с ним три года. Счастливо. Ребеночек вон. Я свою часть договора выполнил. Теперь твой черед долги отдавать.
Сердце сдавило болью.
— Нет, — покачала головой Лада, стараясь сохранить спокойствие. — Пока смерть не разлучит нас…
Тень затряслась, из темноты послышалось многоголосое хихиканье на разные лады. Возникло желание схватить что-нибудь тяжелое и зашвырнуть в это смеющееся нечто с размаху. Лада сдержалась, понимая, что подобный жест с ее стороны ничего не даст, кроме лишнего повода для веселья незваного гостя.
— Пока смерть не разлучит, говоришь? — отсмеявшись переспросил он. — Так это запросто. Это не сегодня — завтра. Его смерть вас и разлучит. Знаешь, где он сейчас?