— Что вы можете знать об этом… — прошептал Денница.
— Я знаю. — Неожиданно произнес безликий светящийся ангел, сидящий рядом с Эрнолтинаором. Его голос был похож на глубокий, мягкий удар колокола. — Я видел и чувствовал все, о чем ты говорил. Я переживал радость и отчаяние создателя. Но послушай меня. — Он наклонился вперед, и все увидели лицо, проступающее из ослепительного ореола. Невероятной красоты, оно принадлежало уже другому миру — Огненному. Более совершенному, чем их тонкие сферы. Пламя кипело в его зрачках, рвалось наружу через ангельскую оболочку. И Денница невольно отступил назад, не в силах выдержать взгляд высшего создания — огненного тетраима.
— Послушай меня, Лучезарный… Мы создаем жизнь. Не игрушку для великих. Не арену битвы между мирами. Не доказательство своей власти над пространствами. Только жизнь. Как бы ни была велика твоя любовь к своему созданию, если она будет причиной многовековых смертей, боли и отчаяния — ты должен отказаться от него. Признай, что оно ущербно.
Тетраим замолчал, и его нереально прекрасные черты снова растворились в облаке света. Лицо Денницы исказилось от внутренней борьбы с самим собой.
— В нем боль моей души, — прошептал он, и губы его искривились мучительно. — Счастье. Восторг от каждой удачно подобранной краски и звука. Боль неудач. А вы хотите уничтожить все то, что дышит вместе со мной, плачет и радуется?! Смысл жизни моей? — Его голос наполнился звенящей силой, гневом и отчаянием. — Я не позволю. Никому. Никогда!
В его руке возник алый шар, истекающий пламенем. Дворец содрогнулся от выплеснувшейся из орудия силы. Ангелы вскочили с тревожными восклицаниями. Тетраим медленно поднялся, светясь еще сильнее. Остался сидеть лишь Эрнолтинаор, на которого был направлен луч огненной сферы.
Архэл шагнула вперед и заслонила собой архиангела, готовая делать то, для чего была создана. Защищать. Хотя сердце ее сжималось от боли и страшного предчувствия.
Друзья Лучезарного встали за его спиной.
— Ты ослеплен отчаянием, — спокойно сказал Эрнолтинаор.
— Нет, это вы слепы! — закричал Денница в ответ. — Вы отягощены вашими древними знаниями! Да, я создаю жизнь! Настоящую, а не ее подобие!
Сфера в его руке засияла сильнее, и пол пошел мелкими трещинами.
— Остановись! — Архэл выхватила меч из ножен и направила острие клинка в грудь отчаявшегося бунтаря. — То, что ты защищаешь, не стоит этого.
— Не стоит чего? — произнес он сквозь зубы, глядя ей в глаза. — Того, чтобы ты подняла на меня меч?
Шар в его руке превратился в длинный жезл с пылающим граненым камнем на конце. И в тоже самое мгновение Эрнолтинаор поднял руку. Поток света ударил Денницу в грудь, окружая сияющим облаком, а контур тела тетраима запылал, растворяясь в ослепительном сиянии. Оно свернулось огненным колесом и накрыло юного Архитектора, вынося сквозь стены белого дворца, прочь от тонкого мира архиангела. Вниз.
— Не-ет!! — закричал Рафаэл и бросился следом за другом. Остальные пятеро, не раздумывая, последовали за ним.
Архэл уронила меч на потрескавшийся пол. Опустилась на искореженные плиты. К ней медленно подошел Эласеор. Сел рядом.
— Он верил, что защищает жизнь. Он хотел остаться со своим творением. И останется. Разделит его судьбу.
— Знаю, — прошептала она, глотая слезы.
— Они просто передвинут его мир как можно ниже от обитаемых пространств. Чтобы тот не мог повредить…
— Знаю! Я все знаю, брат. Не говори ничего…
Видение закончилось. Черная ночь перестала быть непроглядно-черной, далеко на горизонте забрезжила светлая полоса приближающегося рассвета…
Арэлл сидела на земле, чувствуя, как бешено колотится сердце. Вокруг ходили, тихо переговариваясь, люди, но казалось, они не замечают девушку и ее странного собеседника.
— Ну, что, теперь вспомнила? — насмешливо осведомился Эмил.
— Да. — Тихо ответила Арэлл, ощущая, как глухая тоска вытесняет из ее сердца недавнее счастье. — Я помню все это…
— А теперь я покажу тебе то, чего ты не можешь помнить. — Вукодлак оглянулся на светлеющее небо и нервно повел ушами. — Посмотри, что с ним стало…
Арэлл увидела гигантский зал глубоко под землей. Стены, пол и потолок здесь были выложены драгоценными камнями. Вокруг сверкали корунды и алмазы, образуя изображения животных, людей, прекрасных крылатых существ. Орнамент из аметистов обвивал колонны.
Всю центральную стену занимала огромная картина…
Рафаэл стоял перед своим последним творением — фреской с изображением ангела, объятого пламенем. Волосы его были — языки огня. Доспехи — кольца дыма, обвивающие тело. Концы крыльев тлели рассыпающимися углями. Лицо отражало скорбь и усталость. От грозной фигуры веяло безнадежностью. Тоской. Жутью…
— А ведь когда-то мои картины и статуи вызывали радость. Покой и умиротворение. — Создатель полотна понуро ссутулил плечи. — Это было еще не так давно…Или давно? Скажи, Лучезарный. Сколько времени прошло…?
Денница бесшумно подошел. Встал рядом. Стараясь, чтобы голос звучал беззаботно, сказал:
— Тебе ведь известно, для нас не существует времени. И ты не прав — это прекрасная фреска.
Друг медленно повернулся. В глазах его оказалось отражение все той же не проходящей тоски, что и на картине. Тоски и страха.
— Нет. Отвратительная. Это конец. Больше я ничего не смогу создать.
Он размахнулся и швырнул в картину клубок огня. Нарисованный ангел утонул в настоящем пламени.
— Стой! — запоздало воскликнул Денница. — Не надо было…
— Хватит утешать меня, — тихо промолвил художник, вытирая ладони краем белой туники. — Хватит обманывать нас и себя самого. Это конец. Неужели ты не видишь? Оглянись.
Он махнул рукой на великолепно-мрачный зал, сверкающий огнями тысяч драгоценностей.
— Ты говорил, что мы сможем жить здесь. В этом мире. Что мы выживем. Но мы не можем. Он убивает нас. Слишком тяжелые, грубые энергии. Мы захлебываемся в них. Они меняют нас.
Архиангел схватил друга за плечо, крепко сжал и повторил то, что говорил всегда:
— Нельзя бояться. Нельзя забывать, кто ты. Нельзя позволить жалости к себе стать сильнее силы воли.
— Хватит! — крикнул Рафаэл, вырываясь. И его крик эхом разнесся по подземелью. — Хватит. Ты сам видишь. Они уходят. Один за другим. Твои великолепные залы пустеют. Ни у кого больше нет сил.
Он отвернулся, а через минуту произнес едва слышно:
— Ева ушла вчера. Я пытался удерживать ее, сколько мог. Но у меня не хватило сил на нас двоих… Нет. Это ложь. Я мог бы спасти ее. Отдать свою энергию. Но не сделал этого. Знаешь, почему? Я испугался. Подумал — она уже безумна, ну проживет еще недолго, а потом все равно… Я хотел жить сам. Я! Хотел! Жить! Сам!.. Понимаешь?! Мы стали думать только о себе. Хотим существования только для себя и… начинаем ненавидеть. В каких же тварей мы превращаемся!