— Что скажешь, друг старинный, — спросил Басманов, рыся к городу по истоптанному полю. — По правде ли порешил, или следует круче брать? Ярослав помедлил, тиская бороду.
— Полки дрянные, — сказал он наконец, — если на ногайца идти или ляха. На немца сгодятся даже червонные кафтаны. Разумеется, если их добрая кованая рать на конях прикрывать будет. Выстоять, выдержать первый тевтонский натиск они сподобятся, а дальше не их забота, знай — руби да гони.
— Не дело на авось полагаться, — бросил Басманов, — но иного не дано нам. Скоро рать разразится, а других полков не сыскать. Надеюсь, что у Курбского во Пскове ладнее людишки подобрались, его удар главным станет.
— Туда народ подошел один к одному, — заметил Ярослав. — С засечной черты Тульской, казанские герои, донцов полно да иных казачков.
— Вот и ладно, — зевнул князь, — не осрамимся, чай, перед Европой.
— Да мудрено с такой силой-то осрамиться, — заулыбался вдруг обычно мрачный Ярослав. — Столько всего нагнали в здешний край, что диву даешься.
— Много не мало, — обронил Басманов, придирчиво осматривая новенькие укрепления Ивангорода.
— У немца друзей полно, у нас…
— Орден всех всегда лаял, — возразил Ярослав.
— Какие друзья у этих песьих сынов?
— Чудная каша варится сейчас в ляхских зем-лях> — протянул Басманов. — Из Трансильвании пожаловал новый человек, Стефан Баторий величать.
Удумал, шельма, ляхов с литвинами под одно крыло взять.
— Мыслимое ли дело, княже? — воскликнул за-сечник. — Не силен я в таких делах, но ляхов знаю. Народ отважный, но вздорный, всяк себе сам голова. Оттого и страна их в вечном раздрае. А с литвинами они на ножах. Иной раз соберутся вместе немца убивать, но тут же подерутся и разбегутся.
— Оттого-то знать ляхская да литвинская стороннего молодца приглашает. Из своих возьмешь, так сосед возмутиться. Дескать, почему ваш, да не наш…
— Поживем, увидим, — заметил Ярослав. — Только ляхи да литвины так же крепко немца не любят, как и мы. Что нам с того, если мир в их землях воцарится?
— Они на здешнюю землицу зарятся, — ответил князь. — Как бы поперек нашей правды не пошли.
— Так это дело далекое, — словно бы отмахнулся от надоедливой мушки Ярослав. — С ними спор случится только после, когда Ливонию сломаем. Тогда и станем думать про этого Батория.
Басманов на то ничего не ответил, задумавшись крепко.
Молча прошел он в свои палаты, молча дал снять с себя бронь и выпил квасу.
Трансильванский магнат давно беспокоил опричников. Ярый, почти фанатичный католик, Стефан по приказу из Рима в своей вотчине подавил несколько славянских выступлений против папистов. Подавил с удивительным зверством, закапывая мятежников в
землю живыми, варя их в медных котлах и сдирая кожу с пленных.
Иоанн, натура впечатлительная, велел прознать, какова родня сего лиходея.
Басманов через своих людишек в Праге да Пеште прознал, и ахнул. Родня у вероятного объединителя ляхов и литвинов оказалась под стать его делам.
Елизавета Батори — венгерская вурдалачка, знаменитая на всю Европу тем, что самолично выкалывала спицами глаза служанкам, принимала ванны из крови убиенных слуг, баловалась чернокнижьем и велела челяди воровать крестьянских детей. Многие десятилетия терзала она всю округу, пока вести о столь неслыханных злодеяниях не дошли до церковных кругов.
Замок Батори был взят штурмом, в подвалах нашли груду детских черепов и пресловутые ванны, клетки для пленников и хитрые пыточные машинки, заказанные у лучших оружейных механиков Европы. Скорый церковный суд приговорил ведьму к смерти.
Трансильванский магнат приложил немало усилий и золота, чтобы история сия забылась и не связывалась с его собственной семьей.
Заинтересовавшиеся кровными узами Стефана, людишки Басманова копали и копали, пока не выудили на свет божий и вовсе неприглядное.
Знаменитый граф Дракула, Влад Цепеш, князь, сажавший людей сотнями на колы и также увлекавшийся чернокнижьем, был в родстве с Трансильванским домом аккурат через Елизавету Батори.
— И что, князь, — спрашивал молодой царь у докладывающего Басманова, — верны ли слухи, что оный Влад по сю пору ночами порхает над Дунаем нетопырем да пьет кровь христианских младенцев?
— Вести издалека редко бывают верными, — уклончиво отвечал опричник. — Одно ясно — трансильванское душегубство и измывательство над православными не случайно. Молодой Баторий недалеко ушел от своих славных предков.
— Так не пущать его к ляхам да литвинам, — грохнул по столу Иван. — Цельного Антихриста нам готовят в соседи!
— А как не пускать-то? — спросил Басманов. — Воевать их? Так под нашим натиском они еще вернее сплотятся вокруг семейки Батори. А так, глядишь, пронесет.
— Вечно вы все на авось, — заворчал царь, успокаиваясь после минутной вспышки. — Аадно, с делами вурдалачьими после разберемся, как и с ляхами Ты мне про Ливонскую землю толкуй, остальное после договорим.
С того разговора минуло пару лет, много воды утекло.
Стефан Баторий гостил при европейских дворах, угодничая с дамами и ведя хитрые разговоры с владыками Один за другим хоругви ляхские и литвинские приходили под знамена новоявленного владыки.
Вместо разрозненных кланов восточных славян, принявших католичество, на границе Руси возникало новое мощное государство, потенциально представлявшее угрозу весьма нешуточную, в отличие от бутафорского Ливонского Ордена, осколка крестовых походов.
Баторий умело играл на желании поляков и их соседей вернуть у одряхлевших крестоносцев свои древние прибалтийские земли. Имел он крепкую руьу в Риме, а там уже списали немецких рыцарей со счета.
Папы так и не простили ливонцам их измены в пой-не с протестантами, когда рыцари вдруг в одночасье переметнулись к лютеранам. Так что ситуация в восточноевропейской политике получилась довольно странная — бывший враг всех славян Папа Римский благосклонно взирал на дело объединения Литвы и Польши, откровенно науськивая их на Ливонию. Рим vote не видел балтийский вопрос как противостояние Славян и «цивилизованных европейцев». Кардиналы и их глава усматривали в заваривающейся каше лишь сдно — Речь Посполитая обещает быть верным католическим бастионом на востоке, а Ливония — оплот ереси.
В принципе, католическая церковь спокойно перенесла бы оккупацию русскими орденских земель, но еще лучше, рассудили в Риме, если в тевтонских замках засядут пусть и славяне, но католического обряда.
Все это было весьма на руку Баторию, который ловил в мутной водице крупную рыбу — корону Речи Посполитой.
Басманов, задумчиво жуя севрюжину, развалился на устланной шкурами лавке, представляя себе деятелей этой интриги в лицах.
— Если говорить о пушках и саблях, — промолвил он вслух, — то мы готовы к большой войне. А во всем остальном — требуется попридержать коней, да выждать.