— Не часто можно видеть человека с двумя клеймами, а? — похвалился он. — Это вот за воровство. Я — вор, и вор отменный. Начал сызмала, тибрил вещички, и меня никак не могли поймать, пока я, став пацаном, не украл парочку канделябров из церкви. Вот так я получил свое первое клеймо. Но теперь-то я не пойду ни на что такое, вроде ограбления церкви. Шарю по карманам да по кладовкам. Это не так рисково, и меня не взяли бы во второй раз, кабы не эта ревнивая крыса — она донесла на меня.
— А те, остальные? — спросил Гектор. — Что они такого сделали, что угодили сюда?
— Я не спрашивал. Но можешь быть уверен, это обычные подонки. Здесь мошенники, убийцы и воры, вроде меня. Некоторые не платили по долгам, а другие лжесвидетельствовали. Наверняка найдутся и контрабандисты. Одни жулики попались на контрабанде табака, другие на уклонении от соляной пошлины. Есть и дезертиры. Им, как и тебе, повезло, их не повесили, не расстреляли. И само собой, все они будут клясться, что не совершали преступлений, в которых их обвинили и за которые отправили сюда. Мало кто способен рассказать правду.
Гектор молчал. Эта тюрьма представлялась ему клоакой несправедливости. Потом он сказал:
— Но, послушай, если уж тебе удалось добиться помилования, то ни в чем не повинные тем более могут это сделать.
Вор криво усмехнулся в ответ.
— Еще как могут, ежели у них припрятано достаточно деньжат или кто-то на воле может им помочь. Но коль ты угодил сюда, шансов на освобождение почти нет. Дезертиры и отступники, вроде вас, получают пожизненный срок, и даже если каким-то чудом твое дело будет пересмотрено, то, знаешь, — Галерный корпус частенько теряет следы своих гребцов и никак не может их разыскать.
Гектору вспомнился чиновник, который заносил их данные в гроссбух.
— Но ведь все сведения занесены в официальные документы.
Бурдон расхохотался.
— Этих канцелярских крыс не очень-то заботит, правильно ли то, что они записывают. Они прекрасно знают, что в половине случаев им врут, и поэтому пишут, что им больше нравится. Если человек сообщает ложное имя, это принимается. И если он врет насчет причины, по которой его сослали на галеры, тоже годится. А если поступивший стоит перед чиновником молча, или если он слишком испуган и затравлен, чтобы ответить на вопрос, за что его посадили, или даже если он сам не знает, в чем его обвинили, — все едино. Знаешь, что они пишут? Что его осудили на галеры и добавляют «не сказал, за что». Прощай, надежда, и век тебе свободы не видать.
— Мне трудно в это поверить. — Гектор совсем пал духом. — Каждый знает, почему он здесь, или хотя бы имеет какое-то представление…
— Слушай сюда, ирландец, — сказал вор, схватив Гектора за руку. — Среди людей, что протопали вместе со мной всю дорогу от Парижа, есть такие, которые не имеют ни малейшего представления, за что их поставили в цепь. Какой-нибудь неведомый враг, может быть, настрочил на них ложный донос. Всего-то и нужно, что подбросить его куда надо да сопроводить аппетитной взяткой. Потом для вида соберется суд, на котором тебе придется доказывать свою невиновность, а тебя уже заранее считают виноватым. И да поможет тебе небо, если ты протестант и стоишь перед католическим судьей. Во Франции быть протестантом стало слишком опасно.
На другое утро и без того неглубокий сон Гектора был прерван громким криком — его звали по имени. Это стражник колотил по запертой двери камеры и вопил, что Гектор и Дан должны быть готовы, их требует к себе комиссар арсенала. Вскочив на ноги, Гектор с удивлением услышал, как Бурдон нахально выкрикнул:
— А что насчет меня?
В ответ стражник распахнул дверь, прошел по камере и ударил вора по губам. Это никак не подействовало, тот продолжал:
— А кто у нас нынче комиссаром? Очередной дружок Бродара?
Стражник хмуро глянул на него и развернулся на каблуках, а вор кричал ему в спину:
— Да кто бы он ни был, скажи ему, что Жак Бурдон — это человек, с которым он может обделать кое-какие делишки!
— Зачем тебе это? — спросил Гектор. — Только зря разозлишь.
Вор бросил на Гектора насмешливый взгляд.
— Вряд ли тебе известно, кто такой Бродар, — сказал он.
Гектор покачал головой.
— Жан Бродар — наш хозяин и господин. Он — интендант и главный администратор Галерного корпуса, назначенный самим министром Кольбером. Кроме того, он один из главных мздоимцев во всем королевстве. Бродар и его дружки не пропускают мимо рук ни единого ливра из тех, что король Людовик тратит на свой драгоценный Галерный корпус. У них на это имеется куча трюков, будь то фальшивые ведомости несуществующих работников или «откаты» от поставщиков, или продажа «излишних» припасов, или поддельные накладные на перевозки. Поверь мне, по сравнению с интендантом и его шайкой жулики и контрабандисты, сидящие на цепи, — невинные овечки. Подожди и увидишь, мое послание дойдет. Подчиненные Бродара не могут устоять хотя бы перед самой крошечной крошкой.
Стражник вернулся через полчаса и снова повел Гектора с Даном в то здание, где были вчера, и дальше, вверх по лестнице на второй этаж, пока они не оказались перед дверью, охраняемой часовым в синей форме с белыми перевязями. Сопровождающий постучал, и их ввели в большую комнату с высокими окнами, из которых открывался вид на город.
— Насколько я понял, вы — из Ливорно, отставшие от остального груза, — начал комиссар, который, стоя у окна, созерцал далекие гребни крыш. Очертаниями своими комиссар Батист был подобен груше, плохо выбрит и украшен несколькими дорогими кольцами, сверкающими на его пухлых пальцах. — Я получил записку, в которой сказано, что вас следует отправить на галеру «Святой Герасим». Это весьма необычно, потому что «Герасим» еще не присоединился к флоту, хотя его прибытие ожидается в скором времени. У вас есть какое-нибудь представление, почему именно вас выделили наособицу?
— Нет, сэр, — ответил Гектор. — Нам никто ничего не говорил.
— Арсеналу необходим каждый здоровый человек, посему я решил отложить окончательное решение вопроса до прибытия «Герасима», оставить вас здесь и поставить на работу. До тех пор, пока от капитана не поступят необходимые разъяснения. — Комиссар черкнул что-то на листке бумаги и, повернувшись к стражнику, сказал: — Их следует передать в распоряжение старшего комита Гасне. Ступай, найди Гасне, где бы он ни был, передай этих людей ему лично и получи от него расписку. И скажи комиту, чтобы употребил их на что-нибудь полезное.
Они вернулись на первый этаж и в сопровождении стражника отправились на поиски комита. Арсенал оказался огромным, расползшимся во все стороны лабиринтом складов — товаров, боеприпасов и оружия, — так что поиски привели сперва в литейную, где ковали якоря, цепи и прочие приспособления из металла, потом в огромный продуваемый насквозь сарай, где паруса были расстелены на полу либо висели на балках — там их кроили и сшивали. Потом миновали канатный двор, на котором плели бесконечные веревки и канаты, а за ним — несколько плотницких мастерских, где мачтовщики и плотники обстругивали и правили мачты, реи и весла. А еще была плавильня, где полуголые рабочие трудились над огромными котлами, в которых булькали кипящий деготь и смола. Наконец добрались до ряда длинных, похожих на амбары, построек. Запах гниющих водорослей и лес корабельных мачт, торчащих по ту сторону стены, сказали Гектору, что этой стороной арсенал выходит прямо на гавань. Стражник ввел их в боковую дверь, и они оказались перед остовом галеры, лежащей в сухом доке. Две дюжины работников, вооруженных киянками, роились вкруг корабля, старательно разбивая его на части.