Он повернулся к жене. Она подняла голову. Они смотрели друг на друга так, что стало ясно – Груох любит мужа не меньше, чем он любит ее.
– Я был слишком занят своими королевскими обязанностями, чтобы заметить, что происходит, – медленно пояснил Макбетад. – После того как я занял престол, она стала спрашивать, отчего появились вейрды, и коль скоро они не более чем языческое суеверие, как случилось, что их предсказание исполнилось. Сомнения мучили ее. Наши христианские священники сказали, что это работа дьявола. Они убедили ее, что она, сама того не зная, стала посредником Темного. Она решила, что нечиста. Вот почему она, как ты наверняка заметил, то и дело моет руки.
– И какое лечение предложили священники? – спросил я и, не удержавшись, добавил: – Они ведь уверены, что у них есть рецепты на все случаи жизни.
Макбетад встал и подошел к жене. Он наклонился, нежно поцеловал ее, а затем откинул наголовник, чтобы достать амулет, висящий у нее на шее на кожаном шнурке. И тогда я увидел, что королева Груох была некогда поразительно хороша собой. В волосах, нечесаных и всклокоченных, но все еще густых и роскошных, мелькали рыжевато-золотистые отблески, хотя большая часть выцвела до блеклой бронзы. От левого виска назад через всю голову тянулась странная белая прядь, придавая ее облику что-то дикое и тревожное.
Макбетад положил амулет на стол передо мной. Это была тонкая медная трубочка. Я вынул из нее плотно свернутый клочок пергамента и разгладил его на столе, чтобы прочесть начертанное на нем. Слова были написаны руническими, греческими и латинскими знаками. «"In nomine domini summi sit benedictum". Твоя рука досаждает, твоя рука тревожит тебя, Вероника поможет тебе», – прочел я.
– Священник, изготовивший этот амулет, велел моей жене носить его на левой груди, – объяснил Макбетад, – а чтобы он подействовал, она должна хранить молчание. Но, как видишь, амулет не помогает. Впрочем, и вреда от него меньше, чем от других предложенных средств. Ибо иные священники утверждали, что недуг моей жены можно одолеть, коль я буду ежедневно хлестать ее кнутом, сделанным из кожи морской свиньи, таким способом изгоняя демонов, коими она одержима. – И он скривился от отвращения.
Я вспомнил, как дернулась щека королевы, и как молодой басилевс Михаил в Миклагарде дрожал неудержимой дрожью за мгновения до того, как рассудок его помрачался. В Миклагарде невежественные священники тоже поставили диагноз – вмешательство дьявола. Однако врачи смотрели на это иначе. Давным-давно, будучи в Ирландии, я видел, как друид применяет травы и снадобья для исцеления от конвульсий.
– Ваша королева не одержима никакими дьяволами, никакими черными эльфами, – успокоил я короля. – То, что написано на пергаменте, хуже, чем глупость. Коль скоро вы хотите облегчить страдания королевы, выбросьте этот амулет, пусть она говорит, когда хочет, а если случится приступ, дайте ей выпить теплого уксуса, вымочив в нем белену или цикуту, либо легкую настойку растения, называемого «сонной одурью».
Макбетад побледнел.
– Но ведь это излюбленные растения ведьм и колдунов – и вейрд, – сказал он укоризненно. – Ты ведешь ее к этому темному миру, а не от него.
Я пожал плечами.
– Я приверженец исконной веры, – напомнил я, – и не вижу ничего дурного в том, чтобы пользоваться этими растениями, коль скоро они помогают. – Говоря это, я задавался вопросом – знает ли Груох, что она обладает ведовской силой? А ежели знает, то заглушила ли она ее, отринула ли, будучи христианкой? Коль скоро так, то ей приходится претерпевать невыносимое напряжение.
– И это лекарство исцелит мою жену и облегчит ее страдания? – спросил король.
– Этого я сказать не могу, – предупредил я. – Я полагаю, дух ее в смятении. Разрывается между Белым Христом и исконной верой.
– Белый Христос ей не помог, – сказал Макбетад. – Четыре года назад, когда меня по-настоящему встревожило здоровье королевы, я совершил с ней паломничество в Рим. Отыскивал всех святых людей, молился, делал щедрые приношения, но безрезультатно. Может быть, теперь мне следует обратиться к помощи исконной веры. Если это вылечит мою жену, я откажусь от христианской веры, зная, что от этого мне не будет никакого вреда.
Его слова послужили сигналом тревоги. Я понял, что здесь что-то не так.
– Что вы хотите сказать – «от этого вам не будет никакого вреда»?
– Последним прорицанием вейрд было, что я не погибну от руки смертного человека, и что моему трону ничто не грозит.
– А они дали какое-нибудь поручительство или доказательство?
– Они сказали, что я не проиграю сражения до тех пор, пока Бирнамский лес не подойдет к этой крепости. Но это невозможно. До Бирнама полдня пути.
Но я-то знал, что такое вполне возможно. Едва Макбетад сообщил мне об этом прорицании, я сразу понял, что его королевство обречено. Может статься, хуторяне там, в Вестерготланде, оказались правы, и я на самом деле стал чем-то вроде мудреца, но я не сомневался, что это предсказание об идущем лесе – верный знак предстоящего поражения. Странствуя по Дании несколько лет тому назад, я оказался в местечке, нареченном местными жителями Родником Кровавой Бойни. Заинтересованный, я осведомился о причине такого названия. Мне рассказали, что на этом месте некий датский король проиграл последнюю битву врагу, когда войско последнего двинулось в наступление, неся в руках ветки и кусты, чтобы скрыть свою численность. Место же, где они нарубили веток, до сих пор называется Смертоносным болотом.
Стараясь не показывать страха, я смотрел, сидя в полумраке, на короля скоттов. Прорицание норн для Макбетада было предчувствием беды, а не уверенностью в ней. Ибо Один дал мне заглянуть в будущее Макбетада, но не дал того же королю. Я никак не мог изменить судьбу Макбетада. Это была его orlog, участь. Я не знал, что сказать. И отпраздновал труса.
– Будьте осторожны, – предостерег я Макбетада, вставая из-за стола. – Даже одно дерево способно погубить короля. Магнус Норвежский, разделявший престол с моим государем Харальдом, погиб от ветки, выбившей его из седла. Он тоже был христианином.
После чего, обремененный дурными предчувствиями, я сказал, что устал, испросил у Макбетада разрешения вернуться в свою комнату и вышел.
На следующее утро я не озаботился просить о повторной встрече с королем, ибо знал уже, что любой договор, заключенный между Макбетадом и королем Харальдом, окажется бесполезным. Я испросил дозволения вернуться в Норвегию, дабы получить указания от моего государя, и уже на берегу, в ожидании корабля, на котором смог бы добраться обратно в Нидарос, я услышал весть: Сивард и нортумбрийцы совершили внезапный набег и захватили крепость Макбетада на холме. Я не сомневался, что наступающая рать несла в руках ветки из Бирнамского леса. Сам Макбетад спасся во время битвы, и ему было суждено прожить еще два года, прежде чем его выследили и убили в горной долине Маунта. Как он погиб, будучи уверен, что ни один человек, рожденный женщиной, не может его убить, этого я так и не узнал. Равно как не узнал, что сталось с королевой Груох, вернулась ли она к исконной вере или, мучимая своими сомнениями, и дальше разрывалась между двумя верами.