Упала очередная вуаль. Иранец не сводил глаз с камня в пупке, глаза его горели.
— Подумать только, когда-то, во времена правления шаха, моя сестра участвовала в манифестациях, отстаивая право… носить паранджу. Да-да, месье. Когда произошла исламская революция, она была студенткой факультета медицины, ей был двадцать один год. С экрана телевизора она гордо заявила: «Я носила паранджу тайно. Теперь, когда тирана больше нет, я могу ходить в ней открыто». Самое интересное, что теперь ей эту паранджу снимать запрещено. — Он сделал еще глоток. — Отец в том же году выдал ее замуж за старика, она стала его пятой женой. Отец получил большой калым. Она хотела религии — она ее получила. Муж уже заделал ей девять детей, запретил продолжать учебу, выходить из дома и заниматься спортом. Она вынуждена постоянно сидеть взаперти, готовить для мужа и детей, пробовать свою стряпню, и теперь весит сто пятьдесят пять килограммов.
— Сладкая пища и эффект расслабления, — кивнул Видаль.
— Одна беда — она стала злобной и сварливой. Разговаривая с мужем, постоянно его попрекает. Он мой сослуживец, и я точно знаю, что из-за этих скандалов дома у него есть ярко выраженный мотив повоевать с кем-нибудь на стороне. Он будет очень жесток. Так что война обещает быть долгой.
Иранец засмеялся и снова выпил.
— Тем не менее особая ностальгия по тирану, которого вы называли шахом, вас не гложет, — возмутился француз.
— Цифры говорят сами за себя. При шахе политических узников у нас было 3000, а сегодня их больше 300 000. Так что все зависит от того, под каким соусом преподносить действительность по телевизору.
Видаль удивился.
— А вы? Чем занимаетесь вы? — спросил бородатый иранец.
— Я француз. Врач-патологоанатом из Парижа. Приехал в Египет провести зимний отпуск. — Доктор Видаль вновь помешал в бокале льдинки, издавшие мелодичный звон. — Последний мой труп я разморозил. Делать это мне довелось впервые в жизни. На меня как будто… как бы это выразиться? …нахлынула «волна холода». К тому же мне кажется, что, работая с этими закованными в лед трупами, я простудился.
Он вздрогнул и чихнул, в последний момент прикрывшись рукой.
Бородатый иранец в солнцезащитных очках протянул ему руку:
— Генерал Мокаддам. Гульбахар Мокаддам. Меня называют Мок.
— Доктор Видаль. Мишель Видаль. Но все зовут меня Митч. Приятно познакомиться, Мок. Где вы научились так хорошо говорить по-французски?
— Я учился в Париже, Митч, и обожаю Францию. Ведь это страна свободы, равенства и братства, правда? — Генерал посмотрел на танцовщицу и вздохнул. — Подумать только, через несколько часов я направлю всю свою энергию и решимость на то, чтобы было еще меньше спиртного, еще меньше танца живота, еще больше женщин ходили в парандже и их еще чаще насильно выдавали замуж за богатых стариков.
— Может, в этом и заключается смысл эволюции, — иронично заметил патологоанатом. — Кто сказал, что это плохо? Это просто нечто «другое». Может быть, более восточное. Жизненный опыт научил меня никогда никого не судить. Нет ни злых, ни добрых людей, есть только различные точки зрения, которые иногда входят друг с другом в противоречие.
Офицер, немало удивленный, хлопнул его по спине:
— Странный вы человек. Вы мне нравитесь!
И он снова отхлебнул из бутылки.
— Виски действует быстрее вина. При всем моем уважении, генерал, вы пьяны, это я как врач вам говорю.
Их взгляды были устремлены на танцовщицу, которая выглядела уставшей.
— Почему вы нацелились на Израиль? — спросил француз.
— Такому сверхбогатому нефтяному государству, как Иран, где неравенство цветет буйным цветом, прикидываться защитником бедных стран можно лишь одним способом — воюя с Израилем…
Он наполнил до краев еще один стакан виски, выпил и, больше не в состоянии держаться прямо, покачнулся. Затем тяжело навалился грудью на стойку бара.
— Израиль — единственная на Ближнем Востоке страна, где женщинам можно демонстрировать на пляже ноги и грудь. Они могут обманывать мужей, разводиться, делать аборты. В этом никто никогда не признается, но на самом деле все соседние государства раздражает именно это. — Он взглянул на грудь танцовщицы, выпил и хлопнул француза по спине: — Здорово, что я оказался в Египте в этом коптском отеле, Митч.
Они чокнулись и дружно расхохотались.
Смех патологоанатома перешел в кашель. Он поднес руку ко рту, но несколько микроскопических капелек мокроты преодолели разделявшее собеседников пространство.
Он отвел глаза в сторону и увидел в окно упавшую вдали звезду, светлой полосой прорезавшую ночь.
К счастью, астероид пролетел достаточно далеко, чтобы попасть в поле моего притяжения.
Я восприняла это как предупреждение — исследования нужно ускорить. Аш-Коль-Лейн и Инь-Ми-Янь произвели на свет целое поколение мини-людей. «Родители» их обучили, оборудовали соответствующие их росту мастерские и указали, что нужно сделать, чтобы создать ракету уменьшенного размера.
Через несколько лет, благодаря миниатюрным рабочим ростом 1,7 метра, изготовившим мелкие детали, процесс ее создания был завершен.
Так был построен «Лимфоцит-10», ракета, в десять раз меньше «Лимфоцита-01».
Для моего великого проекта СПМ она стала новым этапом.
После разговора с генералом Мокаддамом в баре отеля «Луксор» доктор Мишель Видаль поднялся в свой номер, забрался под простыни и попытался заснуть. Тщетно. Это ему так и не удалось.
Теперь он был совершенно убежден в том, что во время размораживания Мелани Тескье подхватил простуду, которую усугубили кондиционеры в самолете, а затем и в баре отеля.
Любуясь фотографией пирамид, он подумал о напастях, которые Моисей использовал для того, чтобы заставить фараона пропустить его народ в Землю обетованную.
Зная Библию, доктор Видаль вспомнил эпизод, где иудеев, попавших в плен к персам и готовившихся принять мученическую смерть по приказу визиря Хамана, в последний момент спасла женщина по имени Эсфирь.
Евреям всегда удавалось в последний момент выходить сухими из воды, в то время как цивилизации египтян, вавилонян и персов, базировавшиеся на военном превосходстве, свои век прекратили довольно быстро. Диктатура может действовать эффективно лишь в течение ограниченного промежутка времени. Навязанная страхом, в долгосрочной перспективе она не может предложить ничего основательного и поэтому трещит по швам.
Удовлетворенный этим историческим тезисом, доктор Видаль кашлянул в руку.
Мне наплевать на то, что происходит в Израиле или Иране. От Франции они далеко, и у меня нет ни малейшего желания отправляться в отпуск ни к тем, ни к другим.