– А как насчет прочего человечества? Насчет старых кораблей, еще активно используемых?
– Делаем все возможное. Агенты Узкого совета сумели вернуть немало кораблей – и, само собой, уничтожить. Их нельзя использовать, а их двигатели реконструировать, сделать тихими.
– Нельзя реконструировать?
Из разума Скади явился образ: небольшая планета или спутник, из чьей поверхности выдран огромный полусферический кусок, раскаленный докрасна.
– Да.
– Я полагаю, вам никогда не приходило в голову проинформировать все человечество?
За стеклом шлема Клавэйн разглядел снисходительную улыбку.
– Ах, Клавэйн… мы постоянно заботимся о благе всего человечества. Меня радует ваш идеализм, честное слово. Но посудите: какой толк от обнародования известного нам? Информация настолько ценна и опасна, что ею нельзя поделиться и с большинством сочленителей. Боюсь и представить, какой эффект она произведет среди остальных народов.
Клавэйн понимал: она права. Тут не поспоришь. Уже с полвека ни одному заявлению сочленителей не верят. В самом простом и ясном предупреждении о страшной опасности будут искать двойное дно.
Даже если сочленители безоговорочно сдадутся, капитуляция будет воспринята как очередная уловка.
– Возможно, вы и правы. Очень даже возможно. Но это не объясняет внезапное возобновление строительства.
– Это чисто предупредительная мера, на случай внезапной надобности в субсветовиках.
Взгляд Клавэйна снова переключился на корабли. Даже если каждый может нести пятьдесят-шестьдесят тысяч криокапсул – а эти звездолеты на вид способны взять намного больше, – то в эскадре поместится половина населения Материнского Гнезда.
– Чисто предупредительная мера, и все?
– Еще остается наша небольшая проблема: «адское» оружие. Пара этих кораблей и прототип отправятся за ним, вооруженные по последнему слову нашей техники. Также их оснастят новейшей аппаратурой, дающей немалое тактическое преимущество.
– Эту аппаратуру вы и испытывали на «Паслене»?
– Испытания еще не закончены, но да, речь о ней…
Скади запнулась, но тут же продолжила:
– Главный конструктор, мы завершили визит. Гости увидели достаточно. Каков, по-вашему, срок, необходимый для приведения кораблей в полетную готовность?
Робот, прижавший все конечности к телу, повернул к Скади треугольную голову:
– Шестьдесят один день восемь часов тринадцать минут.
– Спасибо. Приложите все усилия, чтобы справиться раньше. Мы ведь не желаем отбирать у Клавэйна ни единой лишней минуты, не так ли?
Тот промолчал.
– Пожалуйста, следуйте за мной! – приказал Главный конструктор, указывая манипулятором в сторону выхода.
Торопился избавиться от гостей.
Клавэйн постарался идти первым после робота.
Он пытался избавиться от лишних мыслей, успокоить разум, сосредоточившись целиком на предстоящем деле. Путь назад, к поверхности кометы, показался намного длиннее, чем путь вниз. Впереди деловито шевелил конечностями Главный конструктор, продвигаясь сквозь темную дыру во льду. Настроение машины угадать было невозможно, но, скорее всего, робот радовался долгожданному избавлению от непрошеных визитеров. Он был запрограммирован ставить безопасность работы превыше всего, и, хоть с посетителями обращался не слишком вежливо, его ревностность в работе не могла не восхищать. Клавэйн видывал много носителей искусственного интеллекта, иногда весьма убедительно имитирующего самостоятельный разум и неприятного в общении. Но этот, кажется, искренне не любил людей.
На полпути назад Клавэйн внезапно остановился.
– Что такое?
– Не знаю. Скафандр регистрирует небольшую утечку в перчатке. Должно быть, зацепился за стену тоннеля.
– Клавэйн, это невозможно. Стена – слегка уплотненный кометный лед. Порезаться о него – все равно что о дым.
– Значит, я порезался дымом. Либо в стене оказался острый обломок породы.
Клавэйн обернулся, поднял руку. На тыльной стороне левой кисти мигала розовым область, где происходила медленная утечка.
– Он прав, – сказал Ремонтуар.
– Это несерьезно. Исправим, когда вернемся на корвет.
– Рука мерзнет. Скади, я уже терял ее и не хочу потерять снова.
Скади не сдержала раздражения, прошипела:
– Так почините же скорей!
Клавэйн кивнул, вытащил из-за пояса баллончик с герметизатором. Сузил отверстие экстрактора до предела, прижал наконечник к перчатке. Герметик выползал серым тонким червем, мгновенно связываясь с материей скафандра и твердея. Клавэйн поводил струей по перчатке, протягивая серые нити.
Руке было холодно. Она болела, ведь лезвие пьезоножа пробило ее насквозь. Клавэйн нанес себе травму одним быстрым движением, не снимая ножа с пояса, одной рукой проведя вдоль него, другой – наклонив инструмент. Оставалось лишь радоваться, что рана не оказалась серьезной.
Он повесил баллончик на пояс. В шлеме по-прежнему звучал предупреждающий сигнал, перчатка продолжала светиться розовым – герметик не целиком перекрыл мигающую область, – но ощущение холода ушло. Утечка осталась, но малая, не представляющая опасности.
– Каковы результаты? – спросила Скади нетерпеливо.
– Полагаю, с дырой справился. Рассмотрю получше, когда вернемся на корвет.
К большому облегчению Клавэйна, инциденту не придали особого значения. Робот засеменил дальше, люди поспешили за ним. Наконец выбрались на поверхность. Обычный момент головокружения. Кометная гравитация очень слаба, легко представить, что не стоишь на поверхности, а висишь на угольно-черном потолке, внизу – бескрайняя пустота. Но головокружение миновало, к движениям вернулась уверенность.
Главный конструктор протиснулся в жерло тоннеля и скрылся из виду.
Трое сочленителей пошли к корвету – черному клину на фоне космической темноты.
– Клавэйн?
– Скади, я слушаю.
– Вы не против, если я кое-чем поинтересуюсь? Главный конструктор заключил, что у вас серьезные сомнения… Вы и в самом деле сомневаетесь или робота смутила архаичность ваших имплантатов?
– Догадайтесь сами.
– Но вы же понимаете, что нам необходимо вернуть оружие? Я имею в виду, вы по-настоящему убеждены в этом?
– Как ни в чем другом. Я прекрасно отдаю себе отчет, для чего понадобились эти пушки.
– Я чувствую, ответ правдив.
– А как иначе? Продемонстрированное вами сомнений не оставляет.
Клавэйн опережал Скади и Ремонтуара на десять-двенадцать метров, двигаясь со всей возможной быстротой. Когда достиг первого швартовочного троса, ухватился за него одной рукой и внезапно развернулся лицом к спутникам. Те застыли, удивленные.