Ни Скади, ни Ремонтуар не могли посылать мысли сквозь оболочку корвета, она не пропускала сигналы подобного рода.

– Спасибо, Рем… Но знаешь, я уже думал об этом, и немало. Неспроста Скади понадобились пушки. Ведь дело в волках. Скади, я прав? Вам нужно оружие на случай появления волков.

– Клавэйн, я сказала практически открытым текстом: да, мы нуждаемся в оружии для защиты от волков. Что же тут плохого? Неужели желание обеспечить свое выживание предосудительно? А чего бы вы хотели, нашей капитуляции?

– Оттуда вы узнали, что они придут сюда?

– Мы не знаем. Мы просто считаем их прибытие весьма вероятным, основываясь на доступной нам информации.

– И это все?

Клавэйн взялся за управление главными двигателями. Еще несколько секунд, и придется давать полную тягу. Или оставаться.

– Мы уверены, что они придут. В чем причина уверенности – вам знать не обязательно. А теперь допустите нас на борт корвета. Уверяю, ваш поступок останется тайной.

– Боюсь, ваши уговоры не слишком действенны.

Он включил главные двигатели, маневровыми же сориентировал корвет так, чтобы дюзы не были повернуты к поверхности кометы. Хоть он и не любил Скади, убить или ранить ее не желал. Ремонтуар же был другом, и с собой его Клавэйн не взял лишь потому, что не хотел впутывать в задуманное.

Корвет задрожал, удерживаемый швартовами. Завибрировал весь корпус. Показалось, дрожь проникла до самого нутра, до костей. Индикаторы перегрузки двигателей засветились красным.

– Послушайте, Клавэйн! – воззвала Скади. – Зачем вам угонять корабль? Куда вы денетесь с ним? Убежите к демархистам?

– Хорошая идея.

– Самоубийственная! Вам не добраться до Йеллоустона! Если мы не убьем вас, убьют демархисты.

Швартов лопнул. Корвет покачнулся, сместился. Сквозь окно кокпита было видно, как оборванный трос хлестнул по пленке на поверхности, рассек, оставив метровую дыру. Черная ледяная пыль вырвалась, будто осьминожьи чернила.

– Скади права: ничего не получится. Тебе некуда деваться! Как друг, прошу тебя: не делай этого!

– Рем, ты что, не понимаешь? Эта дюжина кораблей не для войны или экспедиции. Они – всего лишь часть большего. Часть эвакуационного флота.

Корвет дернулся снова – еще один швартов оборвался, свирепо заскользил, свернулся змеей на поверхности.

– Ну и что с того?

– Скади, как насчет остального человечества? Что этим несчастным глупцам делать, когда придут волки? Выживать как могут?

– Выживает сильнейший.

– Скади, это неправильный ответ.

Едва Клавэйн успел договорить, как лопнул последний швартов. Корвет рванулся от кометы на полной тяге, ускорение вдавило Клавэйна в кресло. Он закричал от страшной боли в ребрах.

На приборной панели один за другим гасли красные огоньки, сменялись зелеными, белыми. Вой двигателей стал низким гудением, затем ушел за порог слышимости. Корпус прекратил дрожать. Комета Скади осталась вдалеке крошечным шариком.

Клавэйн сориентировал корабль на тусклый огонек, на звезду Эпсилон Эридана.

Глава 11

Глубоко в чреве «Ностальгии по бесконечности» Илиа Вольева стояла в эпицентре существа, некогда бывшего капитаном субсветовика, в другой, неимоверно далекой теперь жизни называвшего себя Джоном Армстронгом Бреннигеном. Почему-то Илиа не дрожала, и это казалось неправильным. Визиты к капитану всегда сопровождались физическими мучениями, уподобляясь паломничеству с самоистязанием ради искупления грехов. Капитана навещали, чтобы наблюдать за его разрастанием (каковое можно замедлить, но не остановить целиком), или просили у него совета по тому или иному поводу. Мучения представлялись закономерной платой за полезные сведения, хотя иногда советы капитана были не вполне здравыми, а то и попросту безумными.

Сдержать распространение плавящей чумы пытались, охлаждая капитана. До поры криокапсула, где хранилось капитанское тело, могла поддерживать температуру. Но в конце концов чума захватила и капсулу, изуродовав ее системы, встроив в себя. Определенным образом капсула продолжила работать, но потребовалось заморозить все пространство вокруг нее. Походы к капитану требовали многослойной теплой одежды. В его владениях было трудно дышать, легкие будто рассыпались на тысячи колючих осколков.

Навещая капитана, Вольева беспрерывно курила. Правда, для нее общение с Бреннигеном было не слишком опасным, поскольку имплантатов она не имела, подхватить заразу не могла. Многие насмехались над ней из-за отсутствия усовершенствований, называли слабой, трусливой. Все насмешники теперь были мертвы. Но и когда были живы, в их глазах читалась зависть. Ведь рано или поздно каждый был вынужден приблизиться к капитану. Тогда, пусть лишь на несколько минут, они отчаянно хотели стать как Илиа Вольева.

Садзаки, Хегази, Суджик… Имена уже ускользают из памяти. Как будто это было так давно…

Теперь рубка не казалась холоднее прочих отсеков. И была жарче многих. Там висела влажная духота, все поверхности застлала мокро поблескивающая пленка. По стенам ручейками сбегал конденсат, капал с узловатых выступов. Время от времени с хлопком лопался нарыв, наполнявшая его жижа ползла вниз. Биохимический метаболизм корабля давно вышел из-под человеческого контроля. Но не прекратился, а развился хаотически, добавив новые циклы обмена, образовав загадочные приспособления. Приходилось вести постоянную утомительную борьбу за осушение корабля, иначе бы он захлебнулся в собственных выделениях. Вольева установила тысячи насосов, перекачивающих слизь в специальные отсеки, где она подвергалась химическому разложению. Гудение насосных роботов – ровная низкая органная нота – уже въелось в мозг Илиа, неотступно сопровождая каждую мысль. Вольева перестала его замечать.

Если знать, где раньше стояла криокапсула, и уметь на глаз выделять черты упорядоченности среди хаоса, все-таки можно распознать в колдовском лесу прежнее капитанское вместилище. Когда Илиа позволила капсуле разморозиться – просто выстрелила в систему управления, – капитан принялся разрастаться с чудовищной скоростью, пожирая корабль, разлагая на атомы и сращивая с собой. Притом жар шел неимоверный, словно из жерла вулкана. Вольева не стала дожидаться финала, но и так было ясно: капитан продолжит расти, пока не поглотит весь корабль. Жуткая перспектива, но все же лучше, чем оставить «Ностальгию» во власти другого монстра, Похитителя Солнц. Возможно, Бренниген сумеет вырвать хотя бы толику власти у паразитического разума, захватившего субсветовик.

Расчет Илиа полностью оправдался. Капитан захватил весь корабль, исказив его в угоду своей больной фантазии. Очевидно, здешняя разновидность заразы отличалась редкой оригинальностью. И это было тем более странно, что, судя по результатам многих исследований, чума не порождала новых штаммов. Корабль был инфицирован тем же вирусом, что и Йеллоустон, и другие миры.