Для Карданова этот оживленный пятачок не являлся столь же обыденным местом, как для других людей. Для него он был пограничной полосой на пути эксфильтрации. Такой же, как взрыхленная земля перед туго натянутой проволокой, отгораживающей одно государство от другого. Там приходилось подолгу неподвижно лежать в импровизированном укрытии, часами рассматривая в бинокль каждый метр КСП, каждую деталь инженерных сооружений, изучая местную жизнь и вживаясь в нее. Поэтому перед тем, как направиться к кассам, он постоял на автобусной остановке, очень внимательно рассматривая, что происходит вокруг.
У здания вокзала суровые омоновские патрули фильтровали лиц кавказской национальности, на площади обычные милицейские наряды проверяли документы у всех подряд. Выход на перрон перекрывали специфического вида кожано-спортивные молодцы, ставшие привычной приметой новейшего времени, но почему-то с архаичными повязками дружинников на мощных предплечьях.
Контрольный режим был явно интенсивней обычного. Когда-то при сходных обстоятельствах он прошел сквозь такие же заслоны в Бразилии. Или в Гондурасе... Только что он там делал?
Лапин тряхнул головой, отгоняя не вовремя вспыхнувшую в мозгу загадку. Сейчас перед ним стояла более конкретная задача, чем ковыряние в собственном прошлом... В цветочном киоске у разбитного грузина, не опасавшегося омоновских проверок, Сергей сторговал за двести тысяч семь шикарных желто-лимонных роз. Зажав под мышкой красиво оформленный букет, он принялся неспешно прогуливаться под столбом с часами напротив заброшенного фонтана – обычном ориентире для встреч на вокзальной площади. И сразу выпал из нервозного ритма контрольного режима. Потому что никуда не спешащий человек с дорогим букетом не привлекает настороженного внимания и не вызывает подозрений. Цветы выполняют роль отвлекающего фактора и переключают внимание проверяющих на других людей – издерганных, возбужденных, со странными сумками, свертками или пакетами в руках.
Мимо проходил худощавый паренек лет семнадцати, и Карданов вежливо остановил его.
– Я ожидаю девушку, – обаятельно улыбнулся он. – Не могли бы вы купить мне билет? За эту услугу я хорошо заплачу.
Парень замялся.
– Да дело не в деньгах... Там может быть очередь, а у меня есть только сорок минут.
– Этого вполне хватит, – Макс протянул небрежно скомканные деньги. – Один билет до Москвы на ближайший поезд. Купе. Когда вернетесь, я дам вам на сто тысяч больше, чем здесь.
– Чтобы не имело смысла убежать, – догадливо улыбнулся парень. – Билеты продают по документам...
– Как раз подруга и должна подвезти паспорт, – спокойно объяснил Карданов. – Объясните это кассиру. Там для него есть сто тысяч. Пусть выпишет билет на Ларина. Сергей Иванович Ларин. Запомните?
– Запомню... Я тоже Сергей Иванович.
Через полчаса Лапин получил билет. До прихода поезда оставалось двадцать минут. Поблагодарив тезку, он расплатился и сделал вид, что продолжает ожидать не слишком пунктуальную подругу. Парень исчез в толпе.
Когда свистнул электровоз и в просвете между зданиями замелькали вагоны, он огорченно взглянул на часы и побрел к вокзалу. Наблюдавший за ним продавец цветов сочувственно покачал головой. Но через двадцать метров походка Лапина обрела прежнюю упругость, шаг ускорился, на лице появилась улыбка, и из потерпевшего фиаско неудачника он перевоплотился в счастливого влюбленного, встречающего предмет своей страсти. Документы у таких не проверяют, но он сам полез за паспортом, предупредительно раскрыл и поднес к лицу упитанного младшего лейтенанта. Тот небрежно кивнул, открывая дорогу на перрон.
Здесь, как и на привокзальной площади, тоже царило оживление, но другое – более организованное, целенаправленное и быстротечное. Провожающие обнимались с отъезжающими, встречающие напряженно всматривались в окна прибывающих поездов, звонко стукали длинными молоточками по колесным парам осмотрщики вагонов, громко смеялись сбившиеся в стайку проводницы в черных шинелях и тапочках на босу ногу, осматривались по сторонам закончившие путешествие пассажиры, в наспех наброшенной одежде курили, прогуливались, разминая ноги, подходили к многочисленным киоскам те, для кого Тиходонск был очередной крупной станцией на длинном пути, волокли тележки с чемоданами громкоголосые носильщики, тянули неподъемные сумки толстые выносливые тетки, важно проходили по своим делам железнодорожники в форменной одежде, подпирали стены и курили на низких скамейках, высоко обнажая ноги, потасканные проститутки, выгуливал тигрового боксера немолодой мужчина с чудаковатым лицом.
Здесь тоже ходили патрули, но уже транспортной милиции, они фильтровали прибывших: отлавливали пьяных и бродяг, проверяли документы у кавказцев и прочей подозрительной публики, выясняли что-то у проводниц, изредка заглядывали в плацкартные вагоны. На встречающих и отъезжающих транспортники, внимания не обращали – те уже прошли контроль, и сам факт нахождения на перроне свидетельствовал о том минимуме благонадежности, который позволял оставить их в покое.
Лапин решил, что опасная зона преодолена, и его мысли опередили события. Направляясь к своему вагону, он уже прокручивал, что будет делать внутри, когда поезд отправится. Надо объяснить отсутствие багажа, купить спортивный костюм и зубную щетку, сумку – пассажир без вещей бросается в глаза. Из потока обыденно-практических размышлений его вырвал неприятный взгляд. Не поворачивая головы, Карданов покосился. Растрепанная, плохо одетая девка в перекрученных чулках показывала на него своей товарке и, зло кривя губы, что-то говорила. Это могло ничего не значить, а могло значить и очень многое. Когда на карту поставлена собственная шкура, случайности, совпадения и мнительность в расчет не принимаются. Оставлять за спиной непонятное нельзя.
Шагнув в сторону, он остановился, повернулся, будто осматриваясь, и оказался с проститутками лицом к лицу.
– Подержите букет, девчонки, – он сунул им цветы. Растрепанная спрятала руки за спину. Она казалась заторможенной и слегка покачивалась, но спиртным не пахло, только расширенные зрачки блекло-голубых глаз выдавали причину такого состояния. Ей было не больше двадцати, но выглядела она на все сорок. Лапина поразил взгляд. Смотрела она в упор и с такой ненавистью, будто это Лапин сломал ей судьбу, посадил на иглу и выбросил на панель.
Подруга сохранилась получше, хотя от нее явно пахло подвалом, а сбитый набок начес навевал мысли о кровососущих паразитах. Она взяла цветы и похабно захохотала.
– Чего мне ими, подметать, что ли? Или ты решил пожениться? Это мы мигом! Только давай клевую хавку и бухло! И «капусту»! Правда, Лидка?
Лапин нагнулся, будто завязывая шнурок, глянул назад. Метрах в десяти безразлично курили два динозавра с крохотными головками на могучих, упакованных в кожу торсах.
– Поедем, отдохнем, – предложил он, выпрямляясь. – Я должен друга с телкой встретить. Баня заказана, стол накрыт...
– А не пиздишь? – прищурилась она. – И потом, одной баней не отделаешься. Знаешь, сколько мы стоим?