Неожиданно Гиви надел пальто, взял маленький чемоданчик и вышел, через несколько минут вернулся и сказал что-то Ревазу коротко и деловито. Теперь вышел Реваз, и я поняла, что надо готовиться к физическому отпору.
Гиви вынул из своего чемодана остатки мандарин. Это были прекрасные сухумские мандарины, твердые и зеленые, вкуса острого и терпкого, они в сравнение не идут с тем рыхлым и мягким товаром, который раздают на елках.
Гиви положил мне руку на плечо:
– Мандарины детям возьми. Ты очень интересная женщина. Если хочешь, оставь телефон, я к тебе приду. Ты наврала, что у тебя муж директор театра, у вас директор театра женщина - Зуева, да? Там написано у тебя в программке. Понимаешь, у нас два вагона мандарин из Сухуми идут, мы должны их встретить. Мы в Малоярославце сейчас выйдем. А то ждать мандаринам нельзя, померзнут.
– Гиви, но остановок до Москвы нет!- испугалась я за мандарины.
– Не переживай! Я заплатил проводнику, я делаю стоп-кран, поезд встанет, мы выйдем.
Он зевнул во весь рот, сверкнув влажным золотом.
– Телефон напиши, мы мандарины сдадим заказчику, получим деньги, погуляем хорошо,- и он, наконец, положил мне большую, приятно тяжелую руку на колено.
Я написала телефон на программке. Только одну последнюю цифру неправильно - вместо девяти восемь. Это было ужасно глупо,- меня по программке можно было найти в театре в два счета. Но они меня и не искали. Не больно нужно было.
В Москве тоже был снег, но не такая лютая стужа, как в Воронеже. Дети спали, когда я вошла в дом. Ирина, моя святая подруга, разрешила им прогулять школу по поводу неожиданно грянувшего мороза и предполагаемого приезда мамы. Я привезла мандарины.
Тех ребят, что угоняли, но не угнали самолет, всех убили: двух при захвате самолета, остальных приговорили к расстрелу. Как выяснилось позднее, они даже не смогли взлететь. Где же был дорожный ангел, Господи?
Людмила Евгеньевна Улицкая
Писательская встреча в Париже, в начале перестройки. Круглый стол. Говорят по-французски. Почти понимаю,- вот-вот пленка в воздухе лопнет, и все станет совершенно ясно. То же самое с итальянским, испанским, польским. Поэтому я все слушаю с напряжением, жду этого технического события,- чтоб все начать понимать. (Пока оно не произошло).
Стол не круглый, длинный, несколько писателей из экзотических мест - так каждый из них думает, потому что страны эти: Египет, Португалия, Россия…
Меня спрашивают, что думают в России о перестройке. Я добросовестно отвечаю, что не могу ответить на этот вопрос.
Что люди думают в России? Совершенно не то, что думаю я. И вообще, я - лицо нерепрезентативное, и не могу представлять никого, кроме лично себя, потому что я по культуре - русская, по крови - еврейка, а по вероисповеданию - христианка.
После меня вопросы задают португальскому писателю, и он рассказывает о своей работе в Мозамбике, и рассказывает очень интересно. Например, один мозамбикский человек решил удивить свою деревенскую неграмотную бабушку, которая живет, как жили ее предки пятьсот лет тому назад: воду черпает из реки, зерно толчет в ступке, одежду сочиняет из местных растений, слегка их обрабатывая. А молодой человек - раз!- и привез ей в подарок транзисторный приемник. А из приемника - передача на редком наречии их племени, недавно новую станцию открыли. Включил, и ждет эффекта. Старушка послушала, послушала, и говорит внуку: скажи ему, чтоб замолчал…
Внук выключил приемник и спрашивает с обидой:
– Что же, тебе совсем не удивительно, что человеческий голос на нашем языке говорит из маленького ящика?
Бабушка посмотрела на внука и ответила:
– Дорогой мой, не все ли равно, каким именно способом говорят глупости?
Чудесная история, никто за этим круглым столом ничего умнее этого не сказал.
Дальше начинают допрашивать араба. Он симпатичный. Одет как-то по-человечески, ни пиджака с галстуком, ни куфии,- рубаха, свитер, никаких примет принадлежности к чему-то определенному. Но я, как еврейка, арабов несколько опасаюсь. На генетическом, так сказать, уровне. Он фотограф, журналист, корреспондент, облазил всякие опасные точки. Думаю, наверное, с Израилем воевал…
Ему, конечно, вопрос задают про арабо-израильские отношения. А он, солнце мое, говорит:
– Понимаете, у меня есть мое видение проблемы, но это будет очень личная точка зрения. Дело, видите ли, в том, что я по крови араб, по вероисповеданию - христианин, а первый мой язык - французский, арабский был второй… Я - лицо нерепрезентативное.
Разумеется, там было очень много всяких других вопросов, такого же уровня значительности, а потом еще напали журналисты, и еще хотели у каждого из нас что-то дополнительное разузнать. А мы с арабом издали друг на друга поглядывали, и когда освободились, просто пали друг другу в объятия. Он, конечно, и по-английски говорил в пятьсот раз лучше, чем я, но нам даже и разговаривать не особенно нужно было. Помню, он сказал: чудесная история с радиоприемником!
Мы так хорошо понимали друг друга, что лучше не бывает. Мы выпили по бокалу чего-то, чего разносили, и расстались навеки. Но полюбили друг друга навсегда. Жаль, я забыла, как его зовут. Эти арабские имена - их не упомнишь.
Людмила Евгеньевна Улицкая
Хозяйка книжного магазина встречала нас на перроне. Она была в очках и так сильно накрашена, что мне сразу пришло в голову, что она красится-то без очков и сильно перебарщивает, а потом надевает очки и, не взглянув на себя в зеркало, бежит по делам. Есть такой синдромчик у деловых женщин.
Это был один из маленьких западногерманских городов с названием, которое оканчивалось на «баден». Выступлений в тот приезд было так много, что они несколько слиплись между собой. Город, клуб, университет, книжный магазин, поезд, и снова новый город, новый книжный магазин.
Это особая, любимая порода человечества - книжные люди. Необязательно владельцы книжных магазинов, это могут быть продавцы, распространители, даже уборщицы в магазине. Я люблю их заранее, всех сообща. Но у этой личико было не очень. Причесанная парикмахерским способом блондинка с пластиковым колпаком на голове - от дождя. Маленький сухой ротик, а в нем - большие искусственные зубы. На лбу и на носу - замазанные гримом и подпудренные прыщики. Улыбается фальшиво и щебечет пискляво.
Ганна переводит. У нас с Ганной тончайшее взаимопонимание: она знает, что я понимаю их немецкую «мову» и переводит тогда, когда чувствует, что мне не очень хочется общаться.
– Мы вас так ждали, так ждали. Еще в прошлом году нам обещало ваше издательство, что вы к нам приедете… У нас очень маленький магазин, помещение крохотное, и мы сняли для вашего выступления большой зал, у моей подруги. Она держит магазин музыкальных инструментов, главным образом, роялей, и у нее прекрасное обширное помещение. И мы пригласили замечательного пианиста - лучший в городе!- у него прекрасная концертная программа…