Уверенно глядя вперед, Хоукмун с Оладаном и д'Аверком стали у борта плечом к плечу. На корме теснилась охваченная паникой команда «Улыбчивой девы».
Чужой корабль стремительно приближался. Глядя на искаженные безумием глаза обнаженных моряков, Хоукмун невольно подумал, что им едва ли удастся одолеть эту дикую орду.
Вот уже абордажные крючья вонзились в прогнивший борт «Улыбчивой девы». Трое защитников судна бросились рубить канаты.
— Заставьте людей подняться на мачты! — крикнул Хоукмун капитану. — Разверните корабль!
Перепуганные матросы не шевелились.
— Наверху безопаснее! — бросил Хоукмун. Матросы полезли на ванты, но к парусам не прикасались.
Уговаривать их не было времени — через борт вражеского корабля уже лезли, оглушительно хохоча, сумасшедшие матросы.
Один из них прыгнул на Хоукмуна, занес над головой герцога клинок — и встретил грудью острие меча. Но еще до того, как труп упал в узкую щель между кораблями, на палубу «Улыбчивой девы» посыпались обнаженные тела. Воины, как обезьяны, перепрыгивали с палубы на палубу, перелезали по абордажным канатам, перелетали на свисающих с мачты веревках.
Трое защитников торгового корабля кололи и рубили, и вскоре все вокруг казалось им кроваво-красным. Но московиты только усиливали натиск, оттесняя противников от борта. Они сражались неумело, но отчаянно, не щадя своей жизни.
Вскоре Хоукмун потерял д'Аверка с Оладаном из виду. Он не знал, живы они или убиты, но крепко сжимал меч, раз за разом описывая им длинную смертоносную дугу. Герцог был с ног до головы залит кровью; только голубые глаза сверкали из-под забрала.
Адский смех не утихал ни на минуту. Даже погибая, нагие воины хохотали. Беззвучно смеялись их головы, слетая с плеч.
Хоукмун понимал, что рано или поздно он не выдержит такого напора. У него дрожали колени, меч казался свинцовым. Прижавшись спиной к стене надстройки, он снова и снова останавливал живые, ощетинившиеся саблями волны, которым, казалось, не будет конца.
Удар — и падает обезглавленное тело. Удар — и отлетает отрубленная конечность. Но с каждым взмахом меча силы Хоукмуна таяли.
Отражая два удара, направленные на него одновременно, он упал на колени, и люди Безумного Бога захохотали громче. Торжествуя, они бросились вперед, спеша прикончить ослабевшего противника.
Собрав последние силы, Хоукмун рванулся, схватил и выкрутил запястье одного из нападающих, заставив его выпустить саблю. Теперь у него было два клинка; чужим он колол, а своим рубил. Расшвыряв врагов, он поднялся на ноги, отбросил кого-то пинком ноги и быстро сбежал по трапу на мостик. Это дало ему преимущество перед безумцами, которые карабкались по ступенькам следом за ним.
Он увидел на вантах Оладана и д'Аверка — им пока удавалось сдерживать натиск московитов. Он посмотрел на корабль Безумного Бога. Его еще соединяли с «Улыбчивой девой» абордажные канаты, но на палубе не было никого — все матросы перебрались на торговое судно. В мозгу у Хоукмуна забрезжила спасительная идея.
Он круто повернулся, бросился к противоположному краю мостика и, перегнувшись через леерное ограждение, схватил свисающий с салинга канат.
— Оладан! Д'Аверк! — закричал он. — Делайте как я!
Увидев его, д'Аверк и Оладан забрались на нок-рею и осторожно двинулись к ее краю. Воины Безумного Бога ринулись вверх, густо облепив ванты.
Тем временем щель между бортами кораблей стала увеличиваться.
Д'Аверк прыгнул первым и угодил в путаницу оснастки под черным парусом. Ухватившись одной рукой за канат, он раскачивался над палубой, рискуя сорваться и разбиться насмерть.
Оладан не прыгнул, а, последовав примеру Хоукмуна, перелетел на свисающем с мачты канате. Но силы оставили его: выпустив канат из рук, он растянулся на палубе и остался лежать неподвижно.
Несколько хохочущих безумцев помчались вдогонку за врагами, и некоторым из них удалось перебраться на палубу своего корабля. Они дружно набросились на Хоукмуна, по-видимому, сочтя Оладана мертвым.
Герцог Кельнский едва успевал отражать сыплющиеся градом удары. Вскоре лезвие сабли рассекло ему руку, другая сабля сквозь прорезь в забрале ужалила в лицо. Но неожиданно он получил помощь: кто-то спрыгнул с мачты в гущу обнаженных маньяков, хохоча так же безумно, как и они.
Это был д'Аверк в маске Вепря и доспехах, забрызганных вражеской кровью. А с тыла на воинов Безумного Бога с боевым кличем горцев обрушился Оладан.
Через несколько минут на палубе не осталось живых московитов. Последние безумцы со смехом падали в воду с «Улыбчивой девы» и пытались вплавь добраться до своего корабля.
Хоукмун посмотрел на торговое судно. Большая часть экипажа каким-то чудом уцелела — в последний момент матросы залезли на бизань-мачту.
Д'Аверк бросился к штурвалу. Корабль Безумного Бога стал разворачиваться, обрывая абордажные канаты и удаляясь от барахтающихся в воде московитов.
— Отлично, — сказал Оладан, тяжело дыша. Сунув меч в ножны, он осмотрел свои раны. — Похоже, мы легко отделались. К тому же добыли неплохой корабль.
Д'Аверк умело разворачивал судно, направляя его бушпритом на север. Вскоре черный парус наполнился ветром, и корабль понесся по волнам, оставив за кормой плывущих безумцев. Даже захлебываясь и уходя на дно, они продолжали хохотать.
Хоукмун и Оладан помогли д'Аверку закрепить штурвал и занялись осмотром судна. Трюмы его ломились от сокровищ, награбленных, по-видимому, на десятках мирных кораблей. Но кроме сокровищ, там хватало всякого хлама: сломанное оружие, негодные плотницкие инструменты, рваное тряпье. Там и сям валялись полуразложившиеся трупы, некоторые — с отрубленными конечностями.
Новые владельцы корабля решили первым делом избавиться от трупов. Завернутые в тряпье, мертвецы летели за борт; туда же отправлялись узелки с конечностями. Эта неприятная процедура заняла много времени, потому что некоторых покойников приходилось выкапывать из-под беспорядочно сваленных в трюмы вещей.
Внезапно Оладан застыл на месте, устремив взгляд на мумифицированную кисть человеческой руки. Нерешительно подняв ее, он рассмотрел кольцо на мизинце и позвал Хоукмуна:
— Герцог Дориан!
— Что это? Не надо снимать. Выброси.
— Нет, вы посмотрите, какой странный узор… Хоукмун неохотно подошел — и закричал, узнав кольцо:
— Нет! Не может быть!
Кольцо принадлежало Иссельде. Граф Брасс надел его на палец дочери в день ее помолвки с Хоукмуном.
Потрясенный, Хоукмун взял у маленького горца высохшую кисть.
— Что это? — прошептал Оладан. — Что вас так испугало?
— Это ее рука. Иссельды.