— Но как она оказалась в открытом море, в сотнях и сотнях миль от Камарга? Нет, герцог Дориан, это невозможно.
— Это ее кольцо. — У Хоукмуна вдруг отлегло от сердца. — Но рука — чужая. Видишь, кольцо едва налезло на мизинец? А граф Брасс надевал его Иссельде на средний палец, и то оно оказалось велико… Это рука вора. — Он снял с пальца кольцо и отшвырнул кисть. — Наверное, он побывал в Камарге и украл там кольцо. Как иначе это объяснить?
— Может быть, она путешествовала? — предположил Оладан. — Искала вас?
— Чтобы она сделала такую глупость? Впрочем, всякое бывает. Но если и так, где теперь ее искать?
Оладан не успел ответить — наверху послышалось тихое хихиканье. Все трое подняли головы. Сверху на них глядели безумные глаза.
Одному московиту удалось-таки вскарабкаться на борт корабля. Теперь он стоял над люком, приготовившись к прыжку.
Хоукмун едва успел выхватить меч, чтобы отразить удар безумца. Сталь зазвенела о сталь.
Оладан тоже схватился за оружие, и д'Аверк бросился герцогу на помощь. Но тот закричал:
— Живым! Он нам нужен живым!
Пока Хоукмун сражался с обнаженным воином, д'Аверк и Оладан убрали мечи в ножны и напали на московита сзади. Дважды он вырывался, но затем его повалили на пол и крепко связали. Вскоре он успокоился, только продолжал хихикать с пеной вокруг рта, тупо глядя в потолок.
— Какая нам польза от того, что он жив? — вежливо поинтересовался д'Аверк. — Почему бы не перерезать ему горло?
— Только что я нашел вот это кольцо, — сказал Хоукмун. — Оно принадлежало Иссельде, дочери графа Брасса. Я должен знать, как оно сюда попало.
— Странно. — Д'Аверк нахмурился. — Я полагал, девушка по-прежнему в Камарге — ухаживает за раненым отцом.
— Так он все-таки ранен? Д'Аверк улыбнулся:
— Да. Но Камарг еще не покорен. В тот раз я просто хотел вас огорчить. Не знаю, насколько тяжело ранен граф, но точно знаю, что он жив. Его советник Ноблио командует войсками, выполняя распоряжения графа. Насколько мне известно, войска Империи Мрака крепко там увязли.
— А об Иссельде вы что-нибудь слышали? Она не покидала Ка-марга?
— Нет, — ответил д'Аверк и, нахмурясь, добавил: — Хотя кое-что припоминаю… Да, в армии графа Брасса нашелся человек, которого нам удалось склонить к измене. Он должен был похитить девушку, но не сумел этого сделать.
— Откуда вам это известно?
— Тот человек, Жуан Зинага, исчез бесследно. Видимо, граф Брасс разоблачил его и казнил.
— Мне не верится что Зинага — предатель. Я с ним немного знаком — кажется, он был капитаном конницы.
— Во втором сражении за Камарг он попал в плен, — улыбаясь, пояснил д'Аверк. — Он был немцем, а его семья находилась у нас…
— Вы его шантажировали!
— Насчет шантажа вы правы, хотя ваш покорный слуга тут совершенно ни при чем. Просто я слышал эту историю в Лондре, когда король Хеон собрал полководцев и велел им доложить о своих успехах в Европейской кампании.
Хоукмун нахмурился:
— А нельзя ли предположить, что Зинага все-таки похитил Иссельду, но на пути в Лондру его остановили люди Безумного Бога?
Д'Аверк отрицательно покачал головой:
— Московиты никогда не забирались вглубь южной Франции. Мы бы узнали об этом.
— Как же объяснить, что кольцо Иссельды оказалось на этом корабле?
— Почему бы не спросить у этого джентльмена? — Д'Аверк кивнул на безумца, который уже почти затих.
— Думаете, он даст вразумительный ответ? — с сомнением спросил Оладан.
— Надеюсь, боль прояснит ему мозги, — сказал д'Аверк.
— Вряд ли, — возразил Хоукмун. — Эти люди ничего не боятся. Надо придумать что-нибудь другое. — Он с отвращением посмотрел на пленника. — Оставим его ненадолго — может, успокоится.
Они поднялись на палубу и закрыли крышку люка. Солнце уже садилось, вдали виднелся берег Крымии — черные зубцы скал на фоне багрового неба. По морской глади скользили меркнущие солнечные отблески. Попутный ветер нес корабль на север.
— По-моему, надо выправить курс, — сказал д'Аверк. — Похоже, мы слегка отклонились к северу.
Хоукмун рассеянно кивнул. Сдвинув маску на затылок, француз уверенно взялся за штурвал.
— На ночь придется встать на якорь, — сказал Оладан. — А утром войдем в гавань.
Хоукмун промолчал. В его воспаленном мозгу метались тревожные мысли. Усталость, накопившаяся в нем за последние несколько суток, валила с ног, а страх за Иссельду грозил свести с ума.
Той же ночью в свете фонарей, подвешенных к потолку трюма, они рассматривали лицо своего пленника.
Фонари покачивались, бросая тени на переборки и на кучи награбленного добра. Где-то возилась крыса, но никто не обращал на это внимания.
Опустившись на колени возле связанного человека, Хоукмун дотронулся до его лица. Глаза тотчас открылись. Во взгляде, которым пленник окинул каюту, больше не было безумия. Он казался слегка удивленным.
— Как тебя зовут? — спросил Хоукмун.
— Кориантум из Керчи. Вы кто? И где это я?
— Тебе бы следовало это знать, — сказал Оладан. — Ты на своем корабле. Разве не помнишь, как вместе со своими друзьями ты напал на наше судно? Как мы сражались, а потом бежали, и ты гнался за нами вплавь?
— Я помню, как ставили парус, — недоуменно ответил Кориантум. — И все. — Он попытался сесть. — Почему я связан?
— Потому что ты опасен, — весело ответил д'Аверк. — Ты сошел с ума.
Кориантум рассмеялся — но то был смех совершенно нормального человека.
— Я сумасшедший? Что за чушь?!
Хоукмун, Оладан и д'Аверк удивленно переглянулись. Пленник ничем не напоминал безумца, который недавно пытался их убить. Внезапно Хоукмуна осенило:
— А что-нибудь еще ты помнишь? Самое последнее?
— Последнее? К нам обратился капитан.
— И что он вам сказал?
— Предложил участвовать в обряде… Выпить какого-то особого напитка. Больше ничего не помню.
— Какой парус был на вашем корабле? — спросил Хоукмун.
— Парус? А что?
— Было в нем что-нибудь особенное?
— Не помню. Кажется, обычный парус из темно-синей парусины.
— Ты плавал на торговых судах?
— Да.
— А на этом — первый раз?
— Верно.
— А когда ты нанялся на него? Кориантум озадаченно нахмурился:
— Вчера вечером, кажется. В день Лошади по керченскому календарю.