— Лучше закрыть его навсегда, — мрачно произнес Роберт.
— Это можно сделать в любое мгновение. Но только потом его не откроешь. А он — необходим для самого существования мира. Его не открыли специально, он был всегда. Создатель этого сооружения, — старик кивнул на чудный многоцветный ромб в центре зала, — лишь придал ему форму и сделал возможным управление. Но выход в иномирье был всегда. — Он помолчал. — Вы решили, как поступить с пленником, граф?
— Убить! — воскликнул Найжел.
Воины, бывшие в свите Роберта и вместе с Найжелом вбежавшие во время схватки магов в зал, были того же мнения:
— Казнить его, чтобы не дурил рыцарей! Какое вероломство!
— Смерть ему! И лучше долгую и мучительную!
— Да, за такое, что он вытворял — смерть это награда…
— А надеть ему этот амулет, — включился в обсуждение Найжел, на котором так и висел наполнившийся силой талисман Астазии, — и заставить обернуться рыбой и разбить амулет мечом — пусть-ка поплавает!!! И вреда больше никому не причинит и ничего не сделает! Нет! — осенила его яркая идея. — Тогда в черепаху! Пусть сотни лет думаем о своем преступлении! Как считаешь, Роб, здорово я придумал?
— Пусть он уходит, — вдруг сказал Роберт. Он огляделся и словно впервые увидел своих воинов, столпившихся вокруг. — Да выйдите все отсюда! — неожиданно заорал всегда сдержанный граф.
Все поспешно ретировались. В помещении остались верховный жрец, сам Роберт и Найжел. И распростертый птицечеловек в луже воды на полу.
— Пусть Марваз уходит, — повторил Роберт.
И добавил, словно оправдываясь:
— Заодно узнаем, как работает это все и как через него выходить…
— Он умер, — вдруг сказал верховный жрец, склонившийся над пленником.
Найжел подошел к птицечеловеку и тоже присел на корточки перед ним.
— Да, сердце не бьется, — подтвердил он. — И глаза остекленели. А я ему такое наказание придумал…
Граф Астурский подошел к стрельчатому окну и задумчиво уставился на одинокое рваное облачко в начинающем сереть небе.
Мысли сбивали друг друга, разлетаясь на части и ни одной целой не оказалось.
Пустота… Пустота во всем — в голове, в сердце… Он прожил жизнь зря. Все, во что он верил — оказалось ловким обманом… О, как невыразимо стыдно! Стыдно перед самим собой. И лучше бы Найжел дал ему убить себя!
Верховный жрец о чем-то тихо переговаривался с Найжелом. Роберту не было дела до этого. Он смотрел на облако, словно то могло что-то ему посоветовать… Что же теперь делать?
Он стоял у окна и смотрел в даль. Никто не прерывал его одиночества.
— И что же теперь делать? — наконец спросил рыцарь, лишившийся ордена. А вернее, никогда его и не имевший. Спросил, не ожидая ответа.
— Жить, — таким тоном, словно втолковывал что-то неразумному ученику, произнес верховный жрец.
— Ты — граф Роберт Астурский! — подошел к нему Найжел и обнял за плечи. — Не забывай об этом. У тебя есть сын. И у тебя есть друг! Жизнь продолжается, клянусь клинком моего меча!!!
«Жить! — горько усмехнулся про себя Роберт. — Зачем жить, когда незачем жить?»
Эпилог Остров, у которого отныне не было имени, хотя его долго будут еще звать островом Астазии, исчезал вдали.
Корабли отчалили почти на заре, взяв курс на орнейские острова. На острове осталось два десятка жрецов, получивших подробные инструкции от верховного жреца, и столько же солдат, половина из которых были арситанцами. Роберт, невзирая на пустоту в сердце, заявил права своего короля на этот остров и предстояли еще долгие переговоры о статусе завоеванной земли, имевшей огромное значение. Но это графа уже не волновало.
Герой последних событий, освободитель северного моря от злой волшебницы Астазии, прославленный граф Роберт Астурский, опершись на корме флагманского корабля о перила, не сводил с него глаз.
Это была земля, где закончилась его очередное приключение… Нет, на этом острове была перечеркнута вся его жизнь! Он, граф Роберт, хоть и дышит, хоть и потягивает винцо из фляжки, считает себя мертвецом. И вряд ли что-нибудь в мире способно возродить его к жизни. Он уже не молод, чтобы начинать все сначала…
Его невеселые размышления прервали невнятные женские крики, доносившиеся откуда-то из жилых помещений.
Когда Роберт не спеша пришел на крики, выяснилось, что одна из двух Гермонд, бешено бьется о дверь каюты, и умоляет, чтобы ее оставили на острове.
— Вот теперь понятно, кто из двоих настоящая, а кто двойник, — усмехнулся верховный жрец, вышедший на поднявшийся шум.
— И что вы предлагаете теперь делать? — спросил его Айвар, который всю ночь играл со жрецом в любимую забаву и только-только собирался лечь.
— Вам решать, — пожал плечами старик, — вы же ее муж…
— Убить магическое порождение! Чего там долго думать?! — хмыкнул Найжел, который не уходил с палубы, не желая оставлять друга одного, но и не навязывая ему свою компанию.
— Она — моя жена, — оборвал его Айвар, который за мгновение до реплики Найжела хотел предложить то же самое. — Вы, найжел, со своими женами разбирайтесь. Я требую, чтобы ее на шлюпке отвезли на остров. Пусть живет там, она никому не помешает!
— А если доберется до чего-нибудь там магического? — возразил Найжел. — Вдруг…
— Ей ничего не дадут сделать мои жрецы, — за Айвара ответил верховный жрец. — Если Айвар так желает, пусть живет на острове. Но тогда наследнику старейшины старейшин необходимо сейчас произвести ритуал ее освобождения от брачных уз.
— Вторая все равно останется моей женой? — осторожно спросил Айвар.
— Конечно.
— Тогда… — видя, что отец молчит, вступил Блекгарт, который не забывал, что он полномочный посол арситанского короля, — необходимо, сделать так, чтобы та Гермонда, которую вы не считаете настоящей, никогда не говорила, что она — внучка моего короля.
— Она никогда не покинет острова. Не думайте об этом, благородный рыцарь, — ответил полномочному послу арситанского короля верховный жрец.
— Тогда решено! — воскликнул Айвар. — Пусть приготовят шлюпку и отправят ее на остров. Вот и решились все проблемы, — с облегчением выдохнул он.
Лже-Гермонду, порождение магического острова, которую от настоящей не отличил даже верховный жрец орнеев, вывели на палубу. Помощники жреца быстро провели орнейский ритуал развода и женщина, стоявшая перед Айваром (имени ее вслух на всякий случай не произносилось) перестала считать его законной супругой.
Всю эту недолгую процедуру Лже-Гермонда перенесла плача, невнятно умоляя быстрее доставить ее на остров. Ей явно было нехорошо.
Все, кроме истинной Гермонды, запертой в другой каюте, молча смотрели, как она спускается в шлюпку. Гребцы были уже наготове.