Оля долго смотрела на муху.
А когда снова глянула на Борю — философ спал, положив щеку на недоеденный ломтик батона.
* * *
Оксана играла «Вислу». У нее были хорошие руки — мягкие от природы. И даже звук получался вполне приличный; безусловно, она была одаренным человеком. Другое дело, зачем ей это нужно?
— Оксана, — спросил он неожиданно для себя. — А зачем вам это нужно? Играть?
— Нравится, — сказала она удивленно. И добавила: — А почему вы спрашиваете, вам ведь тоже нравится?
— Мне? — Дима подумал. — Гм… Все-таки «нравится» — не совсем точное слово.
— Люблю, — сказала Оксана очень тихо.
— Что?
— Люблю… скрипку. У меня пока не получается, но…
— Что вы, Оксана! Для того десятка уроков, что мы отзанимались, у вас получается просто отлично!
Одумавшись, он глянул на часы. Так и есть, они отзанимались полтора часа вместо сорока пяти минут, и он уже опаздывает в милицию, где ему наконец-то должны выдать справку об отсутствии судимости…
Оксана уже вытащила из кошелька аккуратно сложенные пятнадцать гривен. Положила на край стола.
— Знаете что, — сказал Дима, задумчиво глядя на эти деньги, — знаете, Оксана, лучше в следующий раз рассчитаемся.
— В следующий раз будут следующие…
— Знаете… что. Если за любовь платить… Это уже не любовь, а проституция. Заберите.
Неожиданно для него Оксана покраснела, как помидор. До слез. Решительно поднялась, взяла деньги, снова положила, направилась к двери…
— Оксана! Да я пошутил! Неудачно… Да что вы в самом деле! Любовь к музыке… Ну я пошутил… По-дурацки… Оксана…
Она замедлила шаг. Ей было стыдно за свою реакцию, но она ничего не могла поделать.
— Дмитрий Олегович…
На Оксаниных глазах явно блестели слезы, эти слезы злили ее, а злость не позволяла высохнуть слезам, замкнутый круг…
— Я… позвоню.
Прижала к груди футляр со скрипкой и шагнула к двери; в ту же секунду Вовкин звонок разразился песенкой «Прекрасное далеко». Оксана отшатнулась; Дима посмотрел в глазок.
— Это Ольга, — сказал как можно спокойнее. — Моя жена… бывшая.
Звонок грянул «Не слышны в саду даже шорохи». Дима поспешил открыть — иначе темпераментная Ольга прокрутит весь репертуар звонка, все четырнадцать мелодий.
— Здравствуйте, — сказала Оксана, пытаясь проскользнуть между Ольгой и дверным косяком. — До свидания…
Ольга окинула ее внимательным взглядом: покрасневшие щеки, слезы на глазах, скрипка…
— До свидания…
Дима не успел глазом моргнуть, а Оксана уже выскочила в коридор. Ольга захлопнула дверь; подошла к Вовкиному зеркалу, вытащила из сумочки расческу, тщательно расчесалась — Дима был готов руку отдать на отсечение, что еще минуту назад Ольга не помышляла о своей прическе. И явилась без звонка вовсе не затем, чтобы прихорашиваться перед зеркалом.
А потом он заметил, что на полочке под зеркалом лежит забытая расческа Оксаны.
— Скажи ей, что в ее возрасте женщине надо пользоваться косметикой, — сказала Ольга, поправляя прическу. — Только очень красивая женщина может позволить себе пренебрегать карандашом и помадой.
— С какой стати, — сказал Дима, чувствуя себя полным дураком. — С какой стати, это моя ученица, ее косметика — не мое дело…
Ольга поморщилась:
— Слушай… Меня это мало волнует. С тех пор как ты ушел из дому, ты можешь делать все, что хочешь… я, кстати, тоже. Понятно?
— Это моя ученица!
— Зачем ты оправдываешься? — резонно поинтересовалась Ольга. — Меня интересует дело, а не… — она оборвала сама себя. — Так. Ты получил справки в милиции?
Дима молчал.
Прием в милиции закончится через пять минут. Нет, уже через три минуты.
— Ты получил справки? — спросила Ольга почти шепотом, но в голосе ее прорезалась сталь. — Ты сегодня должен был заехать в милицию за справками! Когда там приемные часы?
— Я заеду завтра, — сказал Дима.
Ольга сжала губы, глаза ее превратились в две маленькие острые щелочки:
— Завтра, дорогуша, уже надо будет заверить копии!
— А копии заверим послезавтра.
— А послезавтра суббота!
— Не психуй, — сказал Дима. — Мы все успеем…
— Мы успеем, — сказала Ольга почти спокойно. — Успеем… Пока я упираюсь рогом с утра до ночи, пока я тащу на себе Жеку… Пока Жека там с ума сходит из-за этой хреновой формы…
— Погоди, да погоди ты… Что с Женькой? Какая форма? Да перестань психовать, мы успеем…
— Успеем! — выкрикнула Ольга. — Пока я вкалываю как лошадь и маюсь с этим его футболом, мы успеем и погулять, и в носу поковырять, и девку привести!
— Ты… — Дима задохнулся.
— Нет, ты. Ты! Ты мужик? Ты баба в штанах, тварь безответственная, бездельник, бездельник! Тебе, дрянь, все принесли на блюдечке, ведут тебя за ручку, вытаскивают из дерьма… Так ты еще… тебе поручили! Ты… пустое место, неудачник, тебе подарок сделали, так ты сраную справку не можешь принести! Ты… Тебе плевать, что происходит с сыном! Тебе плевать… Ты тряпка, пустое место! Ты… Ты…
Ольгины слева еще долго отдавались у Димы в ушах. Даже когда дверь за ней давно закрылась, и каблуки простучали вниз по лестнице.
* * *
(…Бегу… Бока ввалились. Нет сил. Хочу есть. Бегу… Уже скоро… Я должен… Машины. Собаки. Неопасно. Глупые. Незлые. На поводках. Я бегу…)
* * *
Наконец он оставил машину возле бывшего кинотеатра имени Чапаева, сел на парапет дохлого фонтана возле Дома одежды и стал смотреть в толпу.
Подходили и уходили троллейбусы и «Автосвиты»; переключался светофор, процеживая туда-сюда идущих людей и туда-сюда текущие машины. Рядом с Димой на парапет уселась парочка — по виду студенты; молодые люди почти сразу принялись целоваться.
Дима слепо смотрел на толпу; в горле и в груди застрял будто комок пластилина.
Невероятно толстая толстушка купила три трубочки с кремом и уселась рядом на парапет, счастливая, как Золушка на свадьбе.
«Вы прекрасно выглядите! Где ваши эрогенные зоны?» — интересовался диктор в наушниках.
* * *
Ближе к вечеру Дима купил бутылку «Старки» и пошел к дяде Боре.
Возле подъезда стояла «Мазда» соседа с третьего этажа; Диме пришлось оставить «Жигули» в стороне, у площадки для сушки белья. Парусами колыхались чьи-то простыни; Дима терпеть не мог, когда белье вот так бесстыдно вывешивалось на улицу. Сам бы он никогда не стал бы вывешивать простыни, пусть даже очень чистые, на чужое обозрение…