Он усаживается на диване. Кто-то прислал сообщение в аську. Все еще хихикая, он жмет пальцем на сенсорный дисплей коммуникатора.
No.One: ты страшно красивый)
Макс поднимает голову. Оглядывается.
Пишет ответ, кое-как попадая стилосом в буквы:
Maximalizm: ну где же ты(
Он сидит и ждет, даже не глядя на гостей. Для чего-то он даже вглядывается в окно, в мерцающую лунную ночь. Никого там нет и быть не может.
Не дождавшись ответа, грустный Максим прячет коммуникатор в карман. Если придет сообщение, он почувствует.
«Давайте уже петарды запускать», — предлагает кто-то.
Да. Уже полночь, и наступил день его рождения. Во дворе устраивают фейерверки, и ночь становится светлее; огненные брызги разлетаются на сотни метров вокруг, шампанское с шипением льется прямо в бассейн, становится скользко и опасно, и кто-то уже обрушивается в воду. Страшно весело.
Семнадцать алых роз плавают на голубой сверкающей поверхности. В этом нет никакой символики, отмечаю я. Просто кто-то взял да и выплеснул их в бассейн из большого ведерка.
Максиму дарят американскую малокалиберную винтовку. Все гости принимаются стрелять по бутылкам и по другим отдельно стоящим предметам. Умные местные вороны на всякий случай перелетают подальше. Тревожно каркают в листве и перемещаются с ветки на ветку.
Еще дарят килограмма три шоколадок, коробку шикарных презервативов, дизайнерский шарф и дорогую надувную тетку, голую, с алыми губами. Где-то отыскиваются разноцветные маркеры, и вот уже тетка разрисована с ног до головы. Среди надписей встречаются любопытные:
«К155 MY A55» (написал Кирилл у тетки пониже поясницы);
«MAX F…CKTOR» (написал Сергей на противоположной стороне тела);
«ЭТО — СИСЬКИ» (написал неизвестно кто на соответствующем месте).
Тетку обвязывают дизайнерским шарфом. Занимаются групповой съемкой. Потом родители будут смотреть это видео и плакать, думаю я с грустью. Эта щенячья возня никак не предназначалась для их глаз. Да только ничего уже не поделаешь.
Потому что в разгар вечеринки Максим запирается на кухне. В его руках — целая куча упаковок с таблетками. Эти пивные бутылки очень удобны. Их можно вскрыть, кинуть туда с десяток таблеток, слегка взболтать и закупорить снова. И никто ничего не заметит.
Максим спокоен. То есть — ужасно спокоен. Он улыбается, словно он знает, что нужно делать.
Коммуникатор лежит на столе. Иногда Максим отрывается от своего занятия, чтобы ответить на сообщение.
No.One: почему ты ушел?
Maximalizm: все-то ты знаешь) погоди)
No.One: все в порядке?
Maximalizm: в полном. Подарили резиновую бабу.
No.One:)))))
Maximalizm: ты придешь?
No.One: спалят(
Maximalizm: скоро они уедут.
No.One: ночью? куда?
Maximalizm: неважно. Придешь? Сегодня мой ДР, не забывай.
No.One: хочешь подарок?
Maximalizm:))) да. Подарок.
No.One: пусть сперва уедут.
Maximalizm: они уедут. Придешь?
No.One: да)
Maximalizm: все будет как в тот раз?
No.One: лучше)
Maximalizm: охренеть как жду)
Набрав эти слова, он снова улыбается. Пересчитывает бутылочки. Должно хватить на всех. Подумав, он аккуратно складывает пиво в коробку. И выносит в зал, где его действия вызывают радостное оживление.
Проходит полчаса, заполненные медленным танцем и невнятным разговором; кто-то уходит наверх и возвращается; кого-то потихоньку тошнит — все как обычно. Может, обойдется, думаю я. И тогда мне не придется видеть то, что я вижу.
Но картинки сменяют одна другую без всякой жалости. Я вижу, что Сергей лежит на диване, безвольно свесив руку, но никто уже не обращает на него внимания. Другие выглядят не лучше. Фил с Олечкой оказываются в бассейне, по пояс в воде, среди плывущих роз, абсолютно раздетые; ее голова на его плече. Пошевелившись во сне, Фил валится на бок. Подсветка отключена, и их тела растворяются в лунной дорожке.
Максим даже не смотрит в их сторону. Он занят другим.
Вот он подходит к лежащим, подолгу рассматривает каждого, будто впервые видит.
«Странно, Кирилл, — обращается он к одному. — Ты спишь? А ведь вечеринка еще не кончилась. Я обижусь».
Ответа нет.
«Скажи, Кирилл, — хладнокровно продолжает Максим. — Скажи: тебе понравилось? Понравилось там, наверху?»
В полумраке он ищет кого-то глазами, находит.
«Ага, вот и Ксюша, — улыбается он ласково. — А тебе понравилось, Ксения? Тебе было хорошо с ним?»
Девочка лежит ничком, положив голову на руки. Это довольно красиво.
«Любо-овь, — говорит Максим. — Любовь есть у вас у всех. И вы никого не стесняетесь, правда? Какие вы молодцы».
Он опускается на корточки, медленно приглаживает Ксюшины локоны. Поправляет сбившуюся наверх футболку. Проводит ладонью по спине и ниже, там, где уже начинается ремешок джинсов.
«А хочешь, я тоже тебя трахну? После него, а? Как будто мы вместе тебя трахнем. Это будет так клево, ты знаешь».
Его руки фиксируются на ее ремне. Немного усилий — и джинсы ползут вниз. Медленно он расстегивает пуговицы на своем «кельвине». Это чрезвычайно неудобно, но ведь он никуда не спешит.
«Макс? — вдруг окликает его кто-то. — Ты чего, Макс? Что ты делаешь?»
Максим замирает на несколько мгновений. Потом оглядывается.
«Я же не сплю, — пытается сказать Кирилл. — Я же не…»
Он пробует подняться, но вместо этого со стуком роняет голову на пол.
«Ну что ж ты так, — говорит Максим укоризненно. — Бедолажка».
В довольно откровенной позе он сидит на полу. Улыбка змеится на его губах. Он переводит взгляд на лежащую девушку.
«Извини, — шепчет он. — Твой друг все обломал. С-сука».
Но Ксюша не слышит. Кирилл не слышит тоже. Тоненький ручеек крови стекает с его губ. Глаза открыты. Зрачки не реагируют, даже когда яркий луч фонарика скользит по его лицу — скользит и уходит в сторону:
«Что тут происходит? — раздается голос. — Макс! Вы чего тут все, ох…ели?»
Максим дергается, как от пинка. Прикрывает глаза ладонью.
«Я говорю, что происходит?»
Сильная рука сгребает Максима за воротник его красной рубашки (с серебристыми иероглифами). Он взлетает на воздух. Рубашка трещит по швам.
«Э-э, блин… да ты вообще что-нибудь соображаешь?»
Фонарик гаснет. Тот, кто держит Макса, встряхивает его несколько раз и ставит прямо перед собой.