Вот так-то, мой милый ангел-хранитель.
Мой-то рейтинг высок как никогда. Особенно если почитать Сказки Матушки Гвендолен, ха-ха.
Вот сейчас я смотрю в зеркало (в широкое, ясное, как дорога у Некрасова, громадное зеркало в ванной, в этой охренительной квартире-студии, которая никогда не станет моей, ну и черт с ней). Я стою там абсолютно голым. Я виден в этом зеркале с головы до ног. Ну, почти до самых ног — особенно если приблизить нос к стеклу.
Да, все у меня в порядке. И с головой, и с ногами, и между. Что ни говори, у меня тоже есть положительные стороны. Особенно лицевая.
В женских журналах очень убедительно пишут, что мужикам свойственно оценивать чужой размер. Причем свой они видят всегда сверху, а чужой — сбоку. От этого свой неизбежно кажется меньше. И мужики от этого неизбежно комплексуют.
Будто бы это разновидность дисморфофобии.
Смешно звучит: дисморфофоб. This more. [1] For fap. [2]
Глупости все это. Какой смысл сравнивать их в нерабочем положении? Если, конечно, не предположить, что у вас у обоих уже на взводе.
Хотя и такое бывает, конечно. Скажем, если вы нарочно сговорились — сравнить. Как в седьмом классе: кто спустит быстрее.
Быстрее, выше, сильнее. Как гласит олимпийский девиз этого гомика, Де Кубертена. Не обижайся, мой ангел, ладно?
Что поделать, если он просто-таки заточен под правую руку? Как в анекдоте: «How do you do?» — «All right». [3] (И, зажимая нос, как переводчик на старом видео): «Как ты это делаешь?» — «Всегда правой».
Я тебе больше скажу, мой ангел: левой ничего и не получается. Совсем не те ощущения. Тут что-то с полушариями мозга. Человек вообще — биполярное существо.
Так.
Хватит.
Пора заканчивать с этим.
Протянуть руку (правую) и выключить душ (бррр). Вытереться и выйти.
Сегодня вечером приедет мелкая. Мамочка пусть отдохнет. Такой уж у нас график.
«Может быть, нам съездить отдохнуть куда-нибудь?»
(Это она спросила недавно.)
«Куда?»
«Туда, где тепло».
(Тут я ее вяло обругал. По правде сказать, мне было все равно, куда ехать — или куда не ехать, хоть в Аспен, хоть в Сочи. Но я слишком хорошо знал, что она имеет в виду под «теплом». Тепло общения двадцать четыре часа в сутки с нею одной. Право собственности — неизменный приоритет для нее. Здесь она тверда, как Гаагский трибунал. Я как-то для смеху закидывал ей удочку про свинг — так у нее даже губы побелели.)
«У нас с тобой любой разговор заканчивается ссорой. Мне это не нравится».
(Так она сказала — довольно жестко. Только голос дрогнул на излете фразы: «мне это не нра…»)
«Мне тоже».
(Это я ответил по инерции.)
Не прошло и минуты, как мне стало жаль ее. И я поступил как обычно.
Пусть это мне и не нра.
Дорогой мой молескинчик, привет, я очень скучала, вот честно. Целый рабочий день только и утешалась, что приду вечером, достану тебя из ящика, поглажу нежные странички, поднесу к лицу, втяну носом твой особый запах хорошей бумаги и чуть-чуть клея. Возьму ручку и напишу: дорогой мой молескинчик!..
Выпал снег, пора уже, ноябрь вроде бы. Когда я была маленькая, на осенних каникулах всегда был снег. Сегодня скакала до метро и видела, как два мальчика лет десяти лепили микроснежных баб. Таких маленьких, размером с ладонь, и устанавливали на гранитном парапете. Подсмотрела, что вместо глазок впихивали им копеечные монеты…
— Любимый!
— Милая, когда ты меня так называешь, да еще столь торжественным тоном, я теряюсь.
— Мы должны поговорить.
— Не хочу тебя огорчать, но что же мы, по-твоему, делаем сейчас?
— Серьезно поговорить.
— Эс пэ. Оооо, Господи… Может, лучше еще заходик?.. Ползи сюда. Посмотри, у дяди-доктора есть такая штучка…
— Штучка! Заходик! Дозаходились, похоже.
— Это мы о чем?
— О том.
— Знаешь что, меня твоя детсадовская лексика напрягает. Вот все эти: жадина-говядина, почему-потому, что кончается на «у»…
— Я так не говорила, что кончается на «у».
— А могла бы.
…С Любимым мы нафиг разругались, и я теперь даже не знаю. Скомандовала себе притормозить с мыслями вообще, ну а что тут думать, что тут думать. Хули толку, как говорит Славка-водитель, зевая в пробках, что выехал на три часа раньше, те же яйца, смотрим сбоку. Так что, дорогой молескин, не буду о грустном, не буду о сложном — короче, не буду.
Ксюха звонила, едет в гости, причем вдвоем — она недавно познакомилась с одним мальчишкой, звать Ганс, так он известный в Москве паркурист. Вот с ним едет.
Паркуристы, дорогой мой дневничок, это такие сумасшедшие люди, которые прыгают с крыши на крышу и находят в этом свое счастье. Еще паркуристы много всякого делают, крыши — это не верх, ха-ха, сострила сейчас смешно, крыши — это не верх мастерства. Надеюсь, что сейчас они все-таки воспользовались метро, а то я не обладаю навыками вправления переломов…
…Ну вот, дорогой дневничок, приезжала Ксюха со своим паркуристом, который вовсе и не паркурист, а трейсер, о чем он объявил с порога. Хорошенький такой паренек, румяный, с дредами на голове — называются «барашки». Несмотря на вроде бы уже холода, одет в балахон с капюшоном и мешковатые джинсы, за спиной — мелкий рюкзак необычной формы. Вообще-то одежда для паркура меня не интересовала. В башке было пусто, Ганса захотелось выкинуть из окна, пусть разработает в полете новый, прикольный трюк. Мне было очень нужно посоветоваться с подругой.
— А мы хотели чаю попить, — вкрадчиво сказала Ксюха.
— Именно чаю, — встрепенулся Гансочка, — я никогда не употребляю алкоголь.
Он прямо так и сказал: «Не употребляю алкоголь», клянусь.
Заварила чаю (Ганс выбрал зеленый, с лимоном, без сахара). Мы с Ксюхой освоили упаковку испанского белого вина, в основном под разговоры трейсера о себе:
— Паркур — это командная дисциплина, девчонки. Команда — это команда.
— А девушки у вас в команде есть? — подозрительно спросила Ксюха.
— Девушки в паркуре — вообще-то редкость, но всё же они есть. Большинство из них занимается паркуром типа как фитнесом, для поддержания формы или там фигуры. Но встретить настоящую девушку-трейсера практически невозможно.