– Что там? – спросила Настя.
– Что-то, достойное нашего внимания, – ответил Давид. – Не хочешь немного размяться?
Если он имел в виду деревню, поглощенную деревьями и снегом, то это, безусловно, было достойно внимания, как наглядный пример того, как Земля переживает своих обитателей. На фоне гор эти ветхие строения выглядели еще более жалко, они как будто уходили вниз, в почву, поглощаемые планетой, превращающиеся в бессмертную природу, которая была до людей и которая будет после них.
Но Давида привлекло кое-что другое. Оказалось, здесь еще были местные жители, по крайней мере – один житель. Седой старик в меховой шапке и овечьей шубе, опершись на толстую палку, стоял посреди дороги и о чем-то разговаривал с жандармами из «Влад Цепеш». Один из вампиров обернулся к Давиду и Насте:
– Он говорит, мы едем не туда.
– Откуда он знает, куда именно мы едем?
– Он говорит, что вам нужно ехать к мосту. А мост в другой стороне.
– Откуда он знает, что нам нужен мост?
– Он говорит, что всем нужен мост, потому что это единственная дорога отсюда.
Давид нетерпеливо махнул рукой:
– Дайте ему десять евро за совет и уберите с дороги…
Старик взял купюру, аккуратно сложил ее и сунул внутрь шубы, но вместо того чтобы освободить дорогу, ткнул палкой в Давида и что-то громко сказал. Жандарм перевел:
– Он говорит, что раз уж вы хотите ехать по неправильной дороге, можно ему будет потом взять вашу куртку?
– Чью куртку? – не понял Давид.
– Вашу.
– Взять мою куртку? Потом? Что это значит? Когда – потом?
– Это значит, что, поехав по неправильной дороге, мы все умрем, – подсказала Настя и, взглянув в сердито-непонимающие глаза Давида, добавила: – Так считает местное население, я-то что могу поделать?
– Плевать на местное население! – решительно ответил Давид. – Хотя нет, если этот старик знает, что дорога неправильная, он знает и про Елизавету. Спросите его, где она?
– Рыжеволосая ведьма вернулась, – перевел жандарм. – И скоро вы с ней встретитесь. Не сворачивайте с неправильной дороги, и она сама к вам выйдет и сделает вас своей едой. Так всегда бывает.
– Всегда? – усмехнулся Давид. – Посмотрим.
Если старик пытался напугать Давида и отговорить его от поисков Елизаветы, свою миссию он с треском провалил. Гарджели-младший запрыгнул в машину, словно подзарядившись от какой-то чудесной батарейки и утроив свое желание найти Елизавету. Глаза его блестели, он то и дело хлопал водителя по плечу, призывая того «давить на газ». Мне немедленно вспомнилась дурацкая песенка, где «дави на газ» рифмовалось с «в последний раз», в чем, наверно, имелся глубинный смысл – погоня за скоростью рано или поздно закончится в кювете, колесами вверх. Однако я не стала портить Давиду удовольствие от охоты, а то, что он получает немалое удовольствие, было написано у него не только на лице, а на затылке, на костяшках пальцев, короче говоря, далее везде… Он уже не вспоминал, что пять минут назад дулся на меня за некорректное сравнение с Леонардом; все это было вытеснено Большим Настоящим Делом…
Действительно, когда занимаешься чем-то стоящим, у тебя совсем не остается времени жалеть себя, не остается времени на страдания, нытье о несбывшемся, купание в жалости к себе самой и тому подобные, совершенно недостойные принцессы вещи. Недостойные не только принцессы, недостойные просто меня самой…
Мы ехали по этим пустошам, с каждой минутой приближаясь к Елизавете, и хотя мои глаза вроде бы не блестели от предвкушения встречи с Прекрасной, я была абсолютно уверена, что участвую в Большом и Настоящем.
На заметку начинающим принцессам: Большое и Настоящее происходит не только там, где находитесь лично вы. Может быть, стоило отвлечься от созерцания унылых пейзажей и задать себе вопрос – а что сейчас творится в Лионее? Может быть, стоило вытащить мобильник из сумки и включить его? Или воспользоваться предложением Давида и одолжить у него спутниковый телефон?
Может быть, именно так мне и стоило поступить, но тогда все получилось бы иначе…
И я бы не сидела сейчас в холодном номере «Оверлука», глядя на пустой город и вбивая эти слова в память ноутбука, без особой надежды, что кто-нибудь когда-нибудь…
Впрочем, сейчас для меня именно это и есть Большое Настоящее дело, заставляющее забыть и про холод, и про все остальное.
А этого остального – гораздо больше, чем может выдержать начинающая принцесса. Честное слово.
Неправильная дорога вскоре поползла в горы, коварно извиваясь, а затем и вовсе перестала быть дорогой, превратилась в тропу, непригодную для машин. Отряду пришлось спешиться, оставить троих стрелков для охраны автомобилей и двинуться дальше своим ходом. Армандо примерно раз в полчаса предлагал Насте вернуться к автомобилям, и та в конце концов перестала отвечать на эти дурацкие предложения, сосредоточившись на более важных задачах: Настя изо всех сил старалась не выпасть из темпа движения отряда, и еще она старалась не замечать холода. Пока ей удавалось и то, и другое, но вот мысль о том, что путешествие по неправильной дороге может продлиться еще не один час, а может быть, и не один день, эта мысль давила Насте на плечи хуже рюкзака с кирпичами.
И вдруг все кончилось. Неправильная дорога и в самом деле привела их к Елизавете, только та не вышла к ним, у нее уже не было сил идти и не было сил прятаться. Елизавета замерла, обнявшись со стволом сосны, будто пытаясь найти в дереве ту жизненную силу, которой ей смертельно не хватало в последние месяцы. Но сосна ничего не могла дать рыжеволосой ведьме, и та застыла в отчаянии, вольно или невольно теряя цвета и становясь полупрозрачным видением на фоне деревьев и снега. Ее волосы уже не жгли глаза ярко-рыжим цветом, а растекались по плечам беспомощной серостью, кожа лица стала почти прозрачной, и слово «болезнь» было самым подходящим к описанию этого существа.
Может быть, кому-то она и могла внушить жалость, но только не Бернару – не доходя метров двадцати, он снял с плеча автомат и короткой очередью словно приколотил Елизавету к дереву. В ответ на выстрелы она нехотя разлепила веки, как будто ленивая школьница, разбуженная звонком будильника. Елизавета открыла рот, но вместо слов из ее губ выдулся черный пузырь, словно она выдыхала нефтью. Потом пузырь лопнул, капли его попали на одежду Елизаветы, и та задымилась. Настя вспомнила, что когда крайне истощенного Иннокентия пытались застрелить, из него лилась не кровь, а что-то вроде кислоты; она потянула Бернара за рукав, да тот и сам сообразил, что от Елизаветы даже в теперешнем ее состоянии лучше держаться на расстоянии.
– Как только шевельнется, стреляйте, – приказал он. – Причем все сразу. И не останавливайтесь, пока она не прекратит двигаться.
Стрелки выстроились полумесяцем, держась вплотную друг к другу и не опуская стволы автоматов; в какой-то момент Настя за их спинами уже не могла видеть Елизавету, она лишь видела, как эти черные и синие униформы смыкаются вокруг своего противника. Стороннему наблюдателю могло показаться, что это похоже не на схватку врагов, а на хладнокровное убийство несчастного больного создания; однако Настя знала, что это не так, она знала, что еще ничего не завершено, и потому не чувствовала себя в безопасности за спинами десятка вооруженных мужчин. Давид держался чуть поодаль, вытянув шею и выказывая этим не страх, но любопытство, что, по Настиному мнению, было довольно легкомысленно. Армандо стоял рядом с Настей и держал наготове пистолет, от которого – как накрепко заучила Настя еще в пору своих странствий с Филиппом Петровичем – в случае неприятностей проку будет немного.