Незнакомец оглядел Гордона с одобрением, забрал из рук слуги плащ — темно-синий, расшитый по краю серебряной ниткой — и сам набросил на плечи бывшего невольника и гладиатора.
— Идемте.
Щурясь, Гордон вышел за ворота цирка. Впервые днем, а не вечером, как их обычно выпускали — погулять по кабакам, пошляться по улочкам, полюбезничать с гулящими девицами.
— Куда мы идем? — спросил он спутника.
— В «Ибискуру». Вы слышали об этом заведении?
Гордон поморщился.
— Оно чересчур дорого для моего кошелька.
Незнакомец сочувственно покивал, и Гордон почему-то на мгновение почувствовал к нему неприязнь. Впрочем, это ощущение быстро испарилось. Зато осталось напряжение.
— Понимаю. Но не теперь. Думаю, вам там понравится.
— Между прочим, вы все еще не представились, — угрюмо напомнил бывший гладиатор.
— Да? Простите. Меня зовут Оубер Вирелл Товель.
— Младший сын старого Оубера?
— Старший внук, — улыбнулся Товель, и напряжение Гордона сразу куда-то пропало. — Сын Трогнана.
— Да, помню вашего батюшку. Мы с ним как-то дрались на дуэли… из-за вашей матушки, насколько я понимаю.
— Да. Вы все так же злитесь на моего отца за то, что она стала его женой, а не вашей?
Гордон поморщился.
— Нисколько. Говоря откровенно, ваша благородная матушка поступила правильно, поскольку я вряд ли женился бы на ней. Да и сам бы мог помнить, что женщинами скорее управляет сочувствие, чем восхищение. Но я рад, что у нее все в порядке.
— Не совсем. — Оубер смотрел вперед, так что его собеседнику был виден только непроницаемый профиль. — Матушка овдовела год назад.
— Мне очень жаль.
— Не стоит. Отец отошел легко. Был серьезно ранен на дуэли. Он знал, что дуэль рано или поздно станет причиной его смерти. Собственно, я тоже в этом не сомневался.
Оба рассмеялись вполне искренне. Гордон еще раз оглядел своего спутника с ног до головы.
— Вы не носите родовых цветов, — заметил он. — Значит ли это, что Мейвилл находится в состоянии войны с Империей?
— Нет. Просто я уже много лет, как считаю себя не столько наследником барона Товель, сколько братом Ордена Лунного Потока. Я был рукоположен в священнослужители шесть лет назад.
— Вот как? — Гордон с интересом посмотрел на молодого священника. — А как же с наследованием баронства? Разве законы Храма за семь лет так кардинально изменились, и священник может носить титул и владеть поместьями?
— Ни в коем случае. Но наследовать деду сможет и мой брат. На крайний случай у меня их трое.
Гордон вежливо улыбнулся.
Они добрались до «Ибискуры», устроились в кабинете, отделенном от общей залы плетенной из тростника перегородочкой и поставленными рядом растениями в кадках, и скоро бывший гладиатор, уже давно привыкший к самой простой пище, получил возможность воздать должное искусству местного повара. Адепт священнического Ордена, видимо, совершенно не стесненный в средствах, заказал самые изысканные яства. Пиво и вино, принесенные на стол расторопной служанкой, оказались великолепными, закуска — сочной и нежной на вкус, а когда дело дошло до супа, пряного по мейвиллским традициям, но и густого, к тому же сдобренного изрядным куском телятины, Гордон едва не проглотил ложку. Другое дело, что в присутствии Товеля он живо вспомнил, что сам принадлежит к древнему и знатному роду, и постарался есть так, как диктуют приличия.
— Скажите, Оубер, — проговорил он, когда суп в миске закончился, — что могло убедить моего хозяина отпустить меня на свободу? Была какая-то особая причина?
— Как вам сказать. — Молодой священник отодвинул от себя наполовину опустевшую тарелку и придвинул другую — с мешаниной из разных сортов рыбы и моллюсков, приправленной острым соусом. — Я смог его убедить. Особенно этому помог увесистый мешочек с золотом.
— Ах, вот оно что! Впрочем, никогда не сомневался, что для него золото — самое главное в жизни. Желание толпы ни в чем не способно его убедить.
— Ну, не скажите, граф. Вздумай я купить вас у него в другое время, вы обошлись бы мне раз в пять дороже.
— Не зовите меня графом, уверен, титул в Империи давно принадлежит другому. Я прав?
— Да. — Оубер поднял глаза от тарелки. — Графом Рутвен сейчас считается ваш брат.
— Очевидно.
— Вы числитесь мертвым. От корабля, на котором вы плыли, не осталось даже обломков, а поскольку примерно в то же время у побережья был сильный шторм…
— Да, помню. Я в это время уже валялся в трюме пиратского корабля, спеленатый как младенец. Они не стали брать корабль, потопили его. А всех оставшихся в живых увезли в Мейвилл и продали.
— Понимаю. Но поймите и императора, что он мог еще подумать? Как решить судьбу вашего графства?
— Да я понимаю. И не сержусь. Так что зря вы именуете меня графом.
— Не зря. Раз вы живы, его решение теряет силу.
— Думаете, он посчитает нужным его отменить? Разве его величеству не все равно?
— Отменять его нет нужды, граф. И Вему было бы не все равно. Но теперь он просто не сможет ничего сказать по этому вопросу.
— Почему?
Оубер посмотрел на Гордона через стол, и его потрясло, насколько у молодого священника чистый, ничем не замутненный взор. Похоже, внук барона Товеля был служителем божьим по самому глубокому призванию.
— Его императорское величество скончался.
Рутвен вздрогнул.
— Как?.. Давно?
— Неделю назад.
Они помолчали. Подошедшая рабыня убрала ненужные тарелки и поставила на освободившееся место блюдо с омарами и лангустами в листьях салата, со сметаной и соусом в маленьких чашечках, а рядом — миску с маринованными овощами, грибами и кусочками свинины. Гордон потянулся к ближайшему кушанью с лопаточкой, но в задумчивости, так что не с первого и даже не со второго раза сумел положить себе нужную порцию.
— Что произошло? Отчего он умер?
— Маги говорят, что от старости. Да и возраст императора был уже… вполне. — Оубер пошевелил пальцами.
— Ты этому веришь? — Они как-то незаметно перешли на «ты».
— Все этому верят. Никаких следов насильственной смерти или ядов. По традиции тело императора проверили всеми возможными способами.
— Ясно. И кто же будет наследовать?
— Этот вопрос висит в воздухе, поскольку Вем умер бездетным.
— Вот как… Послушай, закажи улиток с раками и перцем, замечательное блюдо. Наверняка его здесь делают.
— Закажу.
— Судьбу трона собирается решать совет?