– Пока, слава Крондорну, все живы-здоровы, – тоном туповатого грузчика отрапортовал Харрт. – И не знаю, о чем ты, господин Щит.
С трудом сдерживая улыбку, я кивнул на Бранта.
– Ах, этот! – с облегчением проговорил первопроходец, словно впервые заметил лежащее на заплечных мешках тело. – Так то ж не раненый, господин Щит, то товарищ наш, Брант, нешто не помните? Притомился – вот и отдыхает. К вечеру будет как грибочек!
– Так бы сразу и сказали. – Я развел руками. – Тогда никаких вопросов.
Поразмыслив, я вынужден был признать, что первопроходцы правы. До выхода было рукой подать, однако, если мы вернемся, неся на себе Бранта, Труба запретит все дальнейшие экспедиции – по крайней мере в ближайшее время. И тайна гвизармы так и останется нераскрытой.
Оставаться у стены не хотелось – мы оттащили Бранта в одну из заброшенных комнат и сели рядом. Щека нестерпимо чесалась.
– Чего загрустили? – прервал молчание Харрт. – Давайте перекусим, что ли?
Из его заплечного мешка появился узелок, источавший аромат домашней выпечки. Признаться, что мне кусок в горло не полезет, было выше моих сил.
– Пойду погляжу. – Секкар смахнул с бороды крошки. – Раз уж я теперь безоружный, толку от меня все равно чуть. Жаль, правда, что ежели и сожрет, то не подавится. – Он грустно взглянул на пустую петлю для топора на поясе.
– Ничего, – успокоил его Харрт. – Ты нам еще пригодишься. Если что, мы тебя первым пустим.
– Ну-ну.
Выйдя из комнаты, Секкар вынул из кармана странную машинку – два зубчатых колесика, крошечный железный корпус – и завел ее ключиком, как детскую игрушку. Прижав машинку к стене коридора, он с силой запустил ее вдаль. Я с интересом следил за его манипуляциями.
– Все-таки потайная дверь, – довольно провозгласил первопроходец.
– Откуда ты знаешь? – Похоже, мне еще учиться и учиться.
– Где упала, там и будем искать, – пояснил Секкар.
– А что было у Бранта в руке? – спросил я, как только осознал, что уже могу об этом вспоминать.
Харрт пожал плечами:
– Очнется – спросим. Лично я такое в первый раз вижу.
Брант и в самом деле пришел в себя через несколько часов. К тому времени Секкар уже соскреб у меня со щеки зудевшую корку и перебинтовал по новой. В корке поблескивали тоненькие кусочки стекла.
– Мы где? – Брант прокашлялся.
– Лежи пока, – добродушно проворчал Секкар. – Успеешь еще повоевать. Все тихо, все живы. Дрянь эту ты спугнул.
– Только спугнул? – расстроился Брант.
– Ну не знаю, может, и убил.
– А чем это ты ее так? – едва сдерживая нетерпение, поинтересовался я.
– Долго рассказывать.
– Ты что, не слышал? – ухмыльнулся Секкар. – Еды хватит на три недели.
– Нас не хватит, – фыркнул Брант. – Надо уходить. Если в двух словах, то эта штуковина у нас в роду уже не первое тысячелетие. Говорили, что помогает против нежити, да как проверишь?
– Вот и проверили, – пробормотал Харрт. – Сил-то хватит на ноги встать?
Очевидно, первопроходцы не задавались вопросом, который лежал на самой поверхности: а отчего, собственно, Брант потерял сознание? Топор его не коснулся. Оно было слишком далеко. Только от боли в руке? Но гномы от таких вещей в обморок не падают.
Я вспомнил, как выглядела Лиз, когда пыталась исцелить Вьорка. Очень похоже.
Однако Лиз была жрицей. И человеком. Служители Крондорна исцеляли иначе – без всех этих пассов и жреческих побрякушек.
– Попробуем.
Брант поднялся и двинулся к выходу. Его пошатывало, но мы предпочли сделать вид, что этого не заметили.
Секкар засветил карнах и, подобрав с пола свою странную машинку, внимательно осмотрел ту часть стены, подле которой она лежала. Окажись я на его месте, первым делом попытался бы простучать стену в поисках пустот. Потом попробовал бы нащупать тот камень, который приводит в движение скрытый механизм. По крайней мере, те потайные двери, которые мне случалось видеть в Хор-верке, открывались именно так.
Вместо этого Секкар повернулся к противоположной стене и подверг ее столь же пристальному осмотру. Затем настал черед пола и потолка.
Остальные терпеливо ждали.
– Харрт, – тихо позвал Секкар. – Встань-ка вот здесь.
Он ткнул пальцем в какую-то одному ему видимую точку на полу. Харрт повиновался.
– Мэтт, подстрахуешь? Да не меня – Харрта.
Сам Секкар с силой надавил на ту стену, возле которой упала машинка. Засмотревшись на него, я чуть не упустил Харрта: плита, на которой он стоял, с противным скрежетом двинулась вниз. Я едва успел обхватить первопроходца за плечи, как плита, опустившись не больше чем на сарг, внезапно застопорилась; скрежет, правда, не прекратился…
– Хватит обниматься, – бросил нам Брант. – Вон У Секкара уже полстены в сторону отъехало.
Скрежет стих. Насчет полстены Брант явно преувеличил. В былые времена проход скорее всего освободился бы полностью; сейчас же образовавшейся щели было довольно только-только чтобы протиснуться.
– Осторожнее, – предупредил Харрт, не сходя с места. – Если оно уползло именно туда…
– Туда-туда, больше некуда, – невозмутимо откликнулся Секкар.
Его карнах осветил новый коридор.
Здесь было чисто. Подозрительно чисто: ни пылинки.
– Зажигаем карнахи, – скомандовал Харрт – Оно нас все равно видит. Брант, держись за Мэттом.
Тот кивнул.
Коридор оказался куда шире предыдущего. Здесь тоже некогда были двери, но потом проемы заложили крупными кусками камня. Причем совершенно мне незнакомого: серо-коричневого, пронизанного паутиной красноватых прожилок.
Брант присвистнул: у нас дома никому и в голову бы не пришло что-то замуровывать. Дом Твана – и тот стоял. На всякий случай. Проклятие, если оно там есть, может, со временем куда и откочует, а вот скалу по новой долбить…
Когда наши карнахи, выдохшись, начали помигивать, Харрт объявил привал: в Хорверке уже наступал вечер. Нам пришлось расположиться прямо посреди коридора, однако первопроходцы видели в этом сплошные плюсы: все слышно, незамеченным никто не подкрадется, а если оно надумает вновь нас навестить, будет куда отступить (правда, я бы сказал: «быстренько сбежать»).
Плотно поужинав, мы достали тонкие одеяла из шкурок бий-но, в которые с головой и завернулись. Не знаю, как там бий-но не маются от жары (у них ведь только носики из шерсти торчат), однако мне стало тепло почти сразу. Разве что жестковато, да и заплечный мешок не очень обрадовался, узнав, что я назначил его подушкой. Словом, когда Брант толкнул меня под утро, мне показалось, что ухо так и останется плоским, рубчатым и размазанным по щеке.