– Левую руку вверх… теперь правую. Хорошо, стой смирно.
– Ой!
– Это булавка, ничего страшного. Теперь немного наклонись вперед… влево…
Клянусь бородой Роракса, такого количества тряпок одновременно я в жизни на себя не напяливал! Фиона с утра подробно рассказала нам, что куда и как надевается, не исключая корсет, от которого я наотрез отказался. Шутка ли – тебя утягивают шнурками, а ты терпи, улыбайся да еще получай удовольствие от катания с горки!
Когда Соридель закончил, на кровати валялось еще несколько предметов неизвестного нам назначения. Но мы оба уже употели их на меня напяливать – и в прямом, и в переносном смысле. Маг решил, что сойдет и так.
Когда я вышел из спальни, Фиона ахнула, всплеснула Руками и крепко расцеловала смущенного мага – и только тогда я поверил, что ему все удалось. Правда, потом мы еще долго поправляли то сползающие чулки (оказывается, их надо было прикреплять подвязками, а мы и позабыли), то норовящий перевернуться задом наперед шейный платок.
Щиты, отойдя от потрясения, принялись надо мной подтрунивать, и было над чем. Чувствовал я себя не очень уверенно: тело было совершенно чужое, даже дышать было неудобно. К тому же постоянно помнил, что Фиона гораздо изящнее самого изящного гнома и, пожалуй, многих гномих. И чтобы походить на нее, надо в три раза меньше размахивать руками, делать шаги в два раза короче, не орать, как Труба в Чертоге, и еще много чего «не». Два часа у меня ушло на то, чтобы научиться сносно ходить и даже бегать.
Наконец я натянул на себя мягкие женские сапожки и нахлобучил изящную шапочку с двумя лисьими хвостами, которые упорно лезли мне в рот и ни в какую не хотели мирно улечься за спиной. Перед самым выходом я все же не удержался – глянул в зеркало. И остался собой доволен: на меня смотрела самая настоящая Фиона, только в глазах ее металась такая растеренность, какой у живой Фионы я вовек не видел. Тьфу ты, так ведь и опозориться недолго! Собравшись с силами, я постарался прогнать эту растерянность куда подальше, и Фиона в зеркале послушно набычилась, как перед дракой на кулаках. Эх, тоже не то…
– Я же тебя предупреждал – так и тронуться недолго! – оттащил меня от зеркала Соридель, но я думал уже о другом.
Если меня так легко превратить в Фиону, то ведь и той ночью… Как же мы сразу не догадались, что, конечно же, не Фиона напала под утро на Крадира, а некто, кому точно так же придали ее внешность. Да, Фиона показала мне платье. Да, Лимбит потом доказал нам, что это была не она. И все-таки предательская мысль нет-нет да и закрадывалась. Уж слишком много совпадений.
Эх, и натерпелась она от наших подозрений. Но до недавнего времени мы слишком редко сталкивались с колдовством, чтобы столь простое объяснение сразу пришло на ум. Что ж, кто-то явно решил исправить такое положение дел…
Недолгий путь до Гнилого Зуба обернулся сущей пыткой – я изо всех сил изображал легкую походку, снизу дуло, непривычно тонкая подошва сапожек создавала полное ощущение, что я шлепаю по Брайгену босиком, а постоянные шуточки Гвальда и Стради вызывали сильное желание сорвать с себя эту дурацкую шапку и дать ей им по голове. Встречавшиеся по дороге гномы здоровались со мной совсем по-другому, не так, как с Мэттом, и я чувствовал, что многие из них относятся ко мне как к собственным детям. Хорошо еще, что маг не забыл про голос – правда, говорить я старался поменьше: никогда не обращал внимания, что и кому говорит при встрече Фиона. Вообще-то, надо было, конечно, подготовиться получше – не забыть бы предупредить об этом, когда все закончится.
Как мы и договаривались, оказавшись у подножия Гнилого Зуба, я захотел покататься, а Стради попросил малышей не путаться под ногами. Но они и без того смотрели на меня в полном восхищении – разговоров о моем появлении на горке хватит им теперь до конца дня!
А вот мне насладиться снежным вихрем не удалось – все закончилось слишком быстро. Да, в детство так просто не вернуться…
Помахав рукой Щитам, я крикнул: «Догоняйте!» – и нырнул на лестницу. Один пролет, второй, третий. Никого. Так я и знал: никому-то я не нужен. И тут…
– Фиона! – тихо окликнули меня из темного штрека.
Уж и не знаю, что сделала бы настоящая Фиона: взвизгнув, припустила бы вниз по лестнице или полезла бы посмотреть, кто там ее зовет. Впрочем, скорее всего она дождалась бы Щитов.
– Да? – настороженно ответил я, постаравшись, чтобы в голосе прозвучал легкий испуг.
– Старых друзей не узнаешь?
Кто же вы такие, старые друзья? По крайней мере мне голос был не знаком.
– Пока нет.
– Надо поговорить. – Я прямо почувствовал, как неизвестный мотнул головой в сторону штрека. – Думаешь, если мы простили, что ты не смогла придушить Крадира, то простим и твою шуточку с Шенни? Забыла, как обещала, что к сегодняшнему дню уже будешь богатой вдовой? Так мы тебе напомним.
И показавшаяся из темноты рука изо всех сил дернула меня в глубину штрека.
28 адлари
Неужели это Шенни? Но радость моментально сменилась страхом: как такое может быть?..
Почему он держит меня?
Кто стоит за моей спиной и, как-то странно коверкая слова, отдает приказы?
За мгновение тысячи вопросов вихрем пронеслись в моей голове.
Я плохо помню, что было дальше. Страшный грохот, хочется зажать уши, но руки за спиной. Сверху наваливается что-то тяжелое…
И я стала молиться – как никогда. Я просила Крондорна, чтобы он оставил Вьорка в живых. Неужели он все-таки услышал меня?..
Но никто не просил богов за Шенни. Ни Меркар, ни Ашшарат не защитили его.
Не могу поверить, что он мертв. Иногда ловлю себя на мысли, что собираюсь к нему пойти… Куда? В холодную крипту, к его набальзамированному телу?
После положенных десяти дней траура его отправят на родину, в Ольтанию. Втайла не может с ним расстаться и проводит в крипте большую часть времени. Теперь он принадлежит ей.
Порой думаю, что это я во всем виновата. Ну почему, почему я не догадалась, что Шенни держит меня не по своей воле! Хотя если бы и догадалась…
Нет, тогда бы я наверняка молилась Меркар. За него. За его жизнь. Но разве боги откликаются на каждую молитву? Да полно, слышат ли они нас? Не знаю. Опять вопросы, вопросы без ответа.
Почему, Меркар? Неужели он плохо служил тебе? Или это наказание за то, что он дружил с гномами и уважал их? Неужели ты так жестока?
Почему, Ашшарат? Ты знаешь, что он был любим. Ты знаешь, что, умирая, он унес с собой частичку другого человека.
Нет, не человека. Гномихи.
На Втайлу страшно смотреть. Она стала совсем прозрачной. Стеклянной.
Впрочем, что богам до нас? Наверно, и мне, и Вьорку просто повезло. А Шенни – нет. И ни мои, ни Втайлины молитвы его бы не спасли.