Все последующие дни у Андрея даже в мыслях не было позвонить Тоне. Он твердо решил не встречаться с ней, пока не разберется в своих чувствах. Удивленная его молчанием, она стала трезвонить ему на мобильный, но он заблокировал ее звонки. У себя на квартире к телефону тоже не подходил. Тогда она пришла к нему домой и долго стояла у двери, держа палец на кнопке звонка. Он посмотрел в глазок и не открыл. Она явилась в зоопарк. Андрей как раз находился у заболевшей тигрицы. Момент был напряженный, и Тоне сказали, что ей придется прождать несколько часов. Она ушла, а в субботу он повез Пирата за город к родителям. Пес обожал бывать на даче, где можно было целый день проводить на воздухе, бегать в лес, где все пахло заманчиво и таинственно, бросаться за палкой в маленькое озеро и сидеть со всей семьей по вечерам на веранде у самовара. Поначалу, когда Андрей уезжал, Пират скучал и часами караулил его машину на проселочной дороге, но скоро усвоил, что горячо любимый хозяин неизменно к нему возвращается, и перестал изводить себя тоской.

Андрей провел субботний день и ночь у родителей, а с утра в воскресение поехал в аэропорт встречать французов.

Глава 4

Пещера оказалась неожиданно длинной. Ее основания таяли в темнеющей глубине, под сводами струилось теплое подводное течение. Вот показалось светлое пятно выхода. Неоновая рыбка юркнула и слилась с колеблющимся зыбким светом. Заколыхался, заиграл красками, надвинулся рифовый сад. Мягкие коралловые деревья цвета ванили кивали пушистыми ветвями, среди причудливых столбиков, вееров, плоских, как столы, светло-салатовых, похожих на капусту кораллов прятались яркие рыбки. Кругом цвели красные, зеленые, черные и белые актинии. Все переливалось, волновалось и двигалось, как огромный живой калейдоскоп. На склонах подводных скал закрепились розовые, пятнистые, голубые морские звезды. Из-под острого выступа выглянул морской угорь. У края донной впадины ощетинился твердыми усами многоногий омар. Пестрая тернистая морская звезда медлительно передвигалась по рифу на длинных, как у дикобраза, иглах. Рыбы-клоуны по-хозяйски сновали среди волнующихся лепестков-щупалец голубых анемонов. Над коралловыми зарослями, в струистом синем мареве, скользили неясными тенями рифовые акулы с белыми плавниками. Они настороженно покружили и благоразумно отступили, растворились в туманной толще воды. Над головой поверхность моря искрилась и играла, как пронизанный солнцем горный хрусталь. Золотые лучи преломлялись и разбегались во все стороны короткими светящимися мечами. Все ближе и ближе вспыхивала бликами светлеющая прозрачная синь – солнце брызнуло в глаза, и Маруф проснулся.

Он лежал на широкой кровати в номере гостиницы «Россия». Маруф встал, облачился в просторный белый халат, богато затканный серебряной нитью, перехватил стройный стан кушаком и стал похож на царя Шахрияра, ожидающего продолжения сказки Шехерезады. Он подошел к окну и увидел другую сказку – русскую. Прямо напротив высились величественные и незыблемые башни древнего Кремля. Маковки Храма Василия Блаженного соперничали яркостью и разнообразием красок с его ночными видениями.

– Вы только посмотрите на это, – обратился он к вошедшему Доменгу, – право, диву даешься, когда видишь, что могут сотворить воображение и руки человека!

– Я уже насмотрелся, – откликнулся юноша, – хорошо, что мы задержимся здесь на три дня. Посмотрим на все вблизи.

Через несколько минут к ним в номер заглянул Рене.

– Почему ты один? – спросил он Доменга. – Где Маруф?

– В ванне, – пробурчал тот. – Наводит на себя красоту. Пойду скажу ему, что ты пришел.

Маруф стоял в ванной комнате, перекрыв плечами зеркало, и подстригал маленькими ножницами бороду. Доменг встал на носки, заглянул в зеркало Маруфу через плечо и, увидев рядом с его ярким отражением свое миловидное матовое лицо, сравнением, однако, остался недоволен.

– Маруф, – сказал он, – почему бы вам не сбрить бороду? Метте не нравятся бородатые и усатые мужчины. Она сама мне говорила.

У Маруфа сделались испуганные глаза:

– Что же вы мне раньше не сказали? Я сейчас же избавлюсь от этой бесполезной растительности, – и немедленно стал приводить свое намерение в исполнение.

Доменг вернулся к Рене с видом нашкодившего ребенка и сообщил:

– Я уговорил его сбрить бороду.

– Правда? – оживился Рене. – Посмотрим, каков он будет без своего главного украшения.

Через десять минут Маруф появился перед друзьями еще более помолодевший, сияя светлым гладким лицом и белозубой улыбкой.

– Ну, как вы меня находите? – спросил он помрачневших злоумышленников. – Кажется, так совсем недурно. Пойду еще приму душ.

– Зря старался, – сказал Рене Доменгу, – хуже он от этого нисколько не стал.

Они спустились в ресторан и расселись вокруг стола.

– Что я вижу?! – воскликнула Мари при виде Маруфа. – Вам так очень идет. Вы выглядите значительно моложе.

– Благодарю вас, – обрадовался Маруф, – для меня особенно важно услышать мнение очаровательной женщины.

– А, понимаю, вы хотите понравиться вашей возлюбленной.

– Как приятно, когда красивая женщина к тому же умна и проницательна.

– Ладно, хватит любезностей, – бестактно оборвал их Доменг, заметив, что Рене скис. – Кстати, Маруф, – осведомился он с нездоровым любопытством, – сколько вам все-таки лет? Когда мы впервые встретились, вы выглядели глубоким стариком.

– Тридцать пять, – коротко ответил Маруф и о чем-то тревожно задумался, комкая в руках салфетку и неподвижно глядя перед собой.

Все, кроме него, приступили к завтраку.

– Все остывает, – поторопил его Рене, – не забывайте, что через сорок минут нас будет ждать Андрей.

Маруф нехотя поковырял в тарелке.

– Меня гнетет тяжкое сомнение, – сообщил он, – я старше Метты на двенадцать лет. Как, по-вашему, это не слишком большая разница?

– Просто огромная, – сказал Доменг, – не знаю, на что вы надеетесь.

Маруф изменился в лице и положил вилку.

– Доменг, – возмутилась Мари, – не говори глупостей! – и снова благосклонно обратилась к Маруфу: – Не обращайте внимания – мальчик перезанимался, его сейчас все раздражает. Спросите лучше меня.

Рене перестал жевать.

– Будь вы хоть на двадцать лет старше, – с воодушевлением продолжала Мари, – это не имело бы ровным счетом никакого значения. Чтобы вы, с вашими данными, и не добились расположения девушки! Никогда не поверю!

Рене свирепо вгрызся в яблоко и кровожадно захрустел, искоса глядя на Маруфа.

– Видите ли, – поник тот художественной головой, – я уже один раз делал ей предложение, но она почему-то мне отказала.

– Что значит «почему-то»? – снова затесался в разговор Доменг. – И младенцу понятно, что ей дорог кто-то другой.