– А все – Метта, – продолжал Маруф, – она соединила нас всех неразрывными узами. Каждый, кто с ней общается, становится лучше, добрее, уходит все наносное, мелочное, несущественное. Замечал ли ты, как рядом с ней становится легко и радостно, словно паришь в невесомости?
– Именно так я себя и чувствую, стоит только к ней подойти. Она излучает доброту. Поразительные существа драконы! Они словно живые генераторы положительной энергии. Они впитывают красоту природы, как губка, и преобразуют ее в добро. Жаль, что люди о них не знают, может, это заставило бы их призадуматься. Но я скорее отрежу себе правую руку, чем кому-нибудь о них расскажу. Слишком много еще подлецов и невежд на свете.
– Глядя на могучего Алнонда, я не могу понять, как людям удавалось в древности убивать драконов. И разве тогда уже люди не видели, что это разумные существа?
– Вероятно, они пользовались доверчивостью драконов и убивали их обманом, когда те этого не ждали. Что касается разума… У китов, например, свой разум, который позволяет им сосуществовать в идеальной гармонии со средой их обитания. Люди об их разуме ничего толком не знают. Тем не менее, они истребили огромное количество китов, поставив их на грань вымирания.
Мы воображаем о себе, что разумны. Но представь, как мы будем выглядеть, если посмотреть на нас глазами более высокого существа. И знаешь, что я думаю: если люди считают себя вправе уничтожать тех, кто, по их определению, находится на более низкой ступени эволюции, то можем ли мы осуждать того же Фейронда, которому человечество кажется всего лишь заразой, угрожающей существованию Земли?
Андрей разнервничался, сбросил сумки и сел сверху, устало ссутулившись. Маруф присел рядом, глядя на волны, искрящиеся, как зеленое серебро. С утра дул муссон, и в море штормило. Прибой грохотал, разбрасывая клочья сахарной пены. По небу неслись плотные ватные облака, то и дело заслоняя солнце.
– Знаешь, не говори пока никому, но я решил здесь остаться, – сказал Маруф.
Андрей поднял голову и с удивлением на него посмотрел:
– Это невозможно, для этого найдется масса бюрократических препятствий.
– Значит, придется всем этим заняться.
– И где ты будешь жить?
– Куплю дом в поселке – деньги у меня есть.
– А язык? Ты же не знаешь языка.
– Найму учителя, и Метта поможет.
– Захочет ли она, чтобы ты здесь жил?
– Не сомневаюсь, что не захочет, только я ее не послушаюсь. Ты же знаешь – я упрямый.
– Не представляю, что из этого выйдет, – с сомнением покачал головой Андрей. – Она к тебе не пойдет. Будете только оба мучиться.
– Ничего, лучше мучиться, чем совсем не жить. Ты обо мне мало знаешь, но поверь, с той поры, как она лечила меня в первый раз, я стал другим человеком. Я словно узрел сладкоголосую птицу свободы. Она звала меня на волю, в бескрайние синие дали. Теперь душный воздух городов пугает меня, я задыхаюсь, мне не хватает простора, моря, ветра в поднебесье, сияющих высей днем и звездных россыпей по ночам. Я не могу вернуться к прежней жизни, где каждый день похож на предыдущий. Все три года, после встречи с ней, я маялся, томился. Мне все опостылело: власть, деньги, дела – все казалось пустым, суетным и ненужным. По ночам во сне я вижу морские глубины и чувствую себя так, словно это моя родная стихия. Я поднимаюсь на поверхность и вижу остров в море Сулу, где судьба свела меня с Меттой. Когда-то я ненавидел те края, но, покинув их, долго жил одними воспоминаниями. Теперь я понимаю, что вижу подводный мир ее глазами. Какая досада, что я не умею плавать! Не беда, еще научусь.
– Та-ак, – протянул Андрей, – придется предупредить Метту. Мы уедем, спасать тебя будет некому.
Перелетая с камня на камень, точно яркая легкокрылая птаха, примчалась Метта, блестя бедовыми глазами.
– Вы что отстаете? – прозвенел ее голос издалека.
Маруф встал ей навстречу. Ветер рванул ее волосы, и они облепили ему плечи. Она прижалась к нему на миг, глядя близко в лицо огромными очами, в которых прыгали бесенята, потом отстранилась и, взметнув золотую цветастую гриву, унеслась прочь.
– Вот он, юный дракон, – с восхищением сказал Андрей, – иногда и ей надо порезвиться!
Маруф проводил ее загоревшимся взглядом.
– Ладно, пошли, – он с сожалением поглядел на забинтованную левую руку, и попытался взять правой часть поклажи.
Шурша галькой, прибежал Доменг и выхватил у них сумки.
– Поторапливайтесь. Метта говорит – скоро дождь пойдет.
Он прошел несколько метров, свернул в неглубокую расселину между скалами, вскарабкался по корням тоненьких молодых елей и нырнул в полукруглый лаз под нависающим козырьком выступом. Путники очутились в большой сухой пещере. Света в ней было маловато, зато надвигающиеся дожди не могли настигнуть людей в таком убежище.
Непогода установилась на несколько дней. Метта снова стала уходить на ночь, но просила друзей не беспокоиться – они с Алнондом постоянно держали их под наблюдением. Маруф поправлялся на глазах. Раны его затягивались так, что не оставалось ни малейших следов. Гипс сняли через четыре дня. Андрей взял на себя добровольную обязанность разрабатывать другу задубевшие суставы. Пациент восстанавливался с поразительной быстротой, сам прилагая к тому немало усилий. Со свойственным ему феноменальным упорством он целыми днями отжимался, утром ни свет ни заря выскакивал под дождь и совершал долговременные пробежки, подобрал несколько подходящих булыжников и использовал их вместо гантелей.
Рене, наблюдая за ним, говорил:
– А ведь глядя на него, невольно поверишь, что этот упрямец своего добьется.
– Дай-то Бог, они с Меттой словно созданы друг для друга, – соглашалась Мари, которая с неподдельным сочувствием следила за развитием их отношений.
Начиная с той памятной ночи, когда Маруф пришел в себя после несчастья, Метта, хотя и посвящала ему все свободное время, пресекла все, даже самые невинные, ласки:
– Мы не должны забываться, нам все равно не быть вместе. Зачем тешить себя несбыточными надеждами и испытывать судьбу? Рано или поздно природа снова нанесет удар.
По вечерам, когда она уходила, Маруф надолго погружался в свои мысли. Вовлекать его в разговор в такие минуты было бесполезно. Глаза его отвлеченно и неподвижно устремлялись в пространство, постепенно в них разгорался мрачный огонь, словно он искал противника, стоящего у него на пути – тогда было бы легко, все сразу вставало на свои места, – но воображаемого злого насмешника он не находил и, повздыхав, извертясь в постели, с трудом засыпал.
Затянувшееся ненастье коротали по-разному: Мари и Рене время от времени делали какие-то записи, Маруф и Метта уединялись в дальнем углу и часами там шептались, как это могут делать только влюбленные. Еще одна неделя подходила к концу, а стихия разбушевалась не на шутку. Небо было затянуто беспросветными серыми тучами. Дождь хлестал непрерывно, колотясь о гальку с монотонным неослабевающим шумом.