– Ой, девчонки, я вам такое принесла, такое принесла, – она принялась копаться в «Шанели». – Чудодейственная косметика, на тибетских травах, омолаживает на двадцать лет, ни одной морщинки не остается!
На столе появились какие-то баночки, флакончики, тюбики.
– Неужели на двадцать?! – восхитилась Машенька. – Тогда мне что, семь лет будет? А какие там тибетские травы?
– Не знаю, – отмахнулась блондинка. – Что ты глупые вопросы задаешь? Спроси, сколько стоит, я тебе скажу – вот это пятнадцать тысяч, это двенадцать, эта мазь – двадцать восемь… Но от нее кожа вообще становится шелковой…
– Ой, мне еще рано! – всплеснула руками Машенька. – Вот повзрослею, разбогатею, вот тогда…
– А ты, Светочка? Выбери что-нибудь!
Света пожала плечами.
– Да я почти не пользуюсь. Несколько тюбиков есть, так я их почти на год растянула. Может, девчонки захотят…
– Ну ладно, это ерунда! – целеустремленно продолжила Марицкая. – А еще у меня вот что есть…
Из «Луи Виттона» она достала несколько коробочек из кожи и бархата, пораскрывала, демонстрируя затейливые ювелирные украшения.
– «Шоппард»! Правда прелесть? Узнаете этот гарнитур? Как нет? Это же Аллы! Сколько раз по телику показывали! Посмотрите, какие сережки! А колечко? И всего за миллион, потому что она их носила…
– Спасибо, Жанночка, я не люблю ношеных вещей, – мягко отказалась Света.
– Но сама Алла!
Света улыбнулась, стараясь, чтобы улыбка получилась необидной.
– Кстати, ты знаешь, что Филипп выступал лицом фирмы «Кавалли»?
– А как же! И на фирменном магазине его портреты, и на рекламных щитах!
– Так вот, когда у самого Кавалли спросили, то оказалось, что он вообще Филиппа не знает! И про то, что он представляет бренд, Роберто тоже впервые слышит!
– А, у них свои заморочки, – снова отмахнулась Жанна, продолжая выставлять шоппардовские коробочки.
– Вот эти сережки возьми, они, считай, новые!
– Сколько же все это стоит? – спросила Машенька, затаив дыхание и спрятав руки за спину.
– Это, сказала: миллион. Это – восемьсот. Это колечко – шестьсот – тут царапинка маленькая… Это тоже шестьсот, а это – восемьсот пятьдесят, но можно торговаться…
– И как вы не боитесь их носить?! А вдруг украдут?!
– Да пусть попробуют! Валерик всю Москву на уши поставит! И потом, кто украдет? Я же на метро не катаюсь…
Бодрой мелодией у Светы заиграл телефон. Это вызов Сергея.
– Алло.
– Почему ты все время вне зоны доступа? – раздраженно сказал муж. – Я звоню тебе с самого утра через каждые десять минут!
– Ты же знаешь, в «Тюдоре» очень плохой прием. Сейчас ты чудом прорвался.
– Я не могу найти одну вещь. Вечером положил на тумбочку, а утром она исчезла…
– Я ее сожгла, – перебила Света.
– Зачем?!
Свободной рукой она нарисовала карандашом в углу отчета за неделю вопросительный знак.
– Ты же сам хотел вчера это сделать. Но не нашел спичек. А я их нашла…
Наступила долгая тишина.
– Странно, – чужим голосом сказал муж. – Очень странно!
И после паузы добавил:
– Точно сожгла?
– Ну, конечно, точно! Старая глупая фотография, сколько можно ее хранить?
Жанна Марицкая заинтересовалась разговором и в упор рассматривала Свету, пытаясь пронзительным взглядом добуравиться до ее слухового нерва и услышать всю интригу.
– Фотография?
– Сереж, дома поговорим, а? У меня люди…
Снова пауза.
– Хорошо. Дома так дома. Ты скоро?
– Не знаю. Сегодня суматошный день.
Отбой. Марицкая жадно улыбнулась.
– Муж ревнует? Прокололась? Что за фотка?
– Да нет, это совсем другое. Ерунда.
– Ну, не хочешь говорить – не надо, – судя по тону, Марицкая обиделась. – Угостите меня хоть кофием.
Она достала тонкую коричневую сигарету, щелкнула золотым «Дюпоном». Курить в подземном комплексе строго запрещалось, повсюду стояли датчики дыма, и Жанна это хорошо знала. Но ей было наплевать. Непристойно сложив губы, она выпустила несколько колечек, разогнала их ладонью и, взглянув в напряженное лицо Светы, вновь пришла в хорошее настроение и затушила сигарету.
– Ладно, не буду. А то еще тебя оштрафуют!
– Хочешь посмотреть вещи? – спросила Света. – Есть хороший свитерок. «Дольче и Габбана», как раз на тебя. И платье неплохое, и сапожки…
Жанна покачала головой.
– Я же только из Италии. Милан совсем скурвился, там стало нечего покупать! Мы с Валериком в январе специально полетим в Нью-Йорк. Элтон Джон его друг, он поведет нас в магазин, где продают шмотки для голливудских знаменитостей… Там такие бренды! Вот где я отоварюсь…
«Что она плетет? – подумала Света. – Элтон Джон живет в Англии, а не в Америке… А Голливуд – в Лос-Анджелесе, а не в Нью-Йорке…»
Но вслух ничего не сказала, только доброжелательно смотрела на Жанну и улыбалась, с нетерпением ожидая, пока она уйдет.
– Ладно, засиделась я что-то, а у меня дел выше крыши, – вздохнула Марицкая и стала собирать свою ювелирно-косметическую выставку.
Точно определив момент, Машенька зашла попрощаться с важной покупательницей и остановилась в дверях, провожая взглядом исчезающие в объемистых кожаных сумках «чудодейственные» кремы и «знаменитейшие» драгоценности.
– Что смотришь? – неожиданно спросила Марицкая. – Имей в виду, это старые, подхватные, вроде мешков, по ним судить не надо. Вот моя!
Она взяла со стола третью сумочку.
– Это «Джейн Биркин». Видишь, как закрывается? Вначале замочек открываешь, потом ремешок отстегиваешь, клапан поднимаешь, а потом еще змейка! Не доберешься, сто раз вспотеешь, пока откроешь… И внутри аккуратно – узенькая щелка, строгая… Вот по ней и делай выводы!
Маша вскинула брови и непонимающе посмотрела на Свету.
– Что-то я ничего не поняла…
– Я тоже, – удивленно сказала Света. – О чем ты, Жанночка?
Марицкая всплеснула руками.
– Вы что, в самом деле, не в курсах? Да это же сейчас самый модный прикол!
– Какой?
– Что у женщины сумочка показывает ее доступность! Если открывается легко, значит, хозяйка так же легко и ноги раздвигает. Распахивается как хавальник, значит, и дырка у нее такая же!
Маша втянула голову в плечи.
– Ничего себе! Я и не знала…