– Я полностью согласен с этим утверждением.
Клэр даже растерялась немного, мгновенно превратившись из безапелляционного аналитика в милую молодую женщину с широко открытыми от удивления глазами.
– Мне казалось, что летный состав космофлота состоит из скептиков и материалистов. И потом, вас же психологи тестируют на стрессоустойчивость и… А что… А с чем таким ты сталкивался? – Она даже слегка задрожала от любопытства.
– Огромный окровавленный призрак бродит по техническим уровням моего звездолета долгими ночами и пугает экипаж.
– Засранец! – Она запустила в него салфеткой. – Почему все вы так говорите! Всегда! Я же серьезно.
– Не обижайся. – Рэд на лету поймал бумажный шарик. – В космосе много чего происходит, что не поддается обычной логике. Просто так не расскажешь.
– Странно. – Клэр поняла, что не добьется от капитана подробностей. – Мои родители никогда ничего такого не говорили, хоть и отлетали по тридцать лет, как положено.
– Ты же не спрашивала.
– Не спрашивала… – эхом повторила за ним Клэр. – Временами мне начинает казаться, что мы знакомы с тобой несколько лет, капитан. Пойдем отсюда. Я тоже периодически устаю от людей. Наша плавучая кормушка как раз заканчивает полный круг.
– А поесть? – улыбнулся Рэд.
– Я наелась.
– А выпить?
– Ты и так меня напоил!
– А потанцевать?
– Тоже мне искуситель. Я танго люблю, а здесь ни музыки, ни партнера. И потом, у меня есть к тебе один вопрос по специальности. – Они подошли к прозрачной кабине лифта. – Слышал про столкновение около орбитального космопорта?
– Нет.
– Боже, ты опять ничего не знаешь! Для кого я работаю, в конце концов? Кто владеет информацией – тот владеет миром!
– Зачем он мне…
Кабина скользнула к подножию смотровой площадки, в залитую огнями пропасть мегаполиса.
– Не нужен, да? И до какой степени?
– Клэр, пожалуйста, не цепляйся к словам. Ты же не на работе.
– Я делала в свое время сюжет об отделении неврозов и суицидальных тенденциях у бывших космолетчиков. Вот кому мир стопроцентно не нужен! Я потом неделю от нашего психолога не вылезала, а ты рассуждаешь об этом, выходя из ресторана!
– Клэр, милая, – покачал головой Рэд, – ты удивительный человек. Просто тоннель перехода между землей и пространством. Наверное, это адская работа. Я… – Он хлопнул ладонью по прозрачной стене. – Давай я отвезу тебя домой.
Двери разомкнулись. Клэр сделала несколько шагов и остановилась, словно натолкнулась на невидимую стену. Рэд ждал. Кабинки лифтов смотровой площадки взмывали вверх и осыпались вниз светящимися бусинами. Людской поток равнодушно огибал неожиданно возникшее препятствие из двух человек, стоящих в шаге друг от друга.
Что это? Работа сделала ее такой толстокожей? Завернула в социальную броню до такой степени, что только под воздействием хорошей порции алкоголя сквозь нее пробились бледные ростки сентиментальной? Ведь нежелание рассказывать о себе может не иметь ничего общего с обычной замкнутостью. Это же годами выработанный защитный рефлекс! От таких, как она.
– Рэд, я ничего о тебе не знаю. – Клэр коснулась его руки. – Я не знаю, что может тебя разозлить, что – обидеть. Мы общаемся вслепую!
– И хорошо. Сядем в машину – задашь свой вопрос, и начнется живое человеческое общение. Как утверждает один мой знакомый, нам жутко не хватает его в необъятных просторах Вселенной. – Он потянул все еще слегка упиравшуюся Клэр за собой.
Но в машине мисс Адаме забралась с ногами на заднее сиденье и решительно сказала.
– Завтра! Никаких вопросов, никаких разборок, никаких споров до завтрашнего утра. Я слишком пьяная и уставшая.
Рэд тронул машину с места и вырулил на верхний ярус наземной магистрали. Отказавшись воспользоваться воздушным коридором, он непривычно медленно двигался в потоке машин. Клэр молчала, глядя в боковое окно.
Гардон озадачился вопросом, откуда взялась иллюзия давнишнего знакомства. Наверное, они оба застряли между мирами, между землей и пространством, только движение начали из разных исходных точек. Пока Рэд учился летать, убивать, выживать в космосе, Клэр училась сопоставлять одно мировоззрение с другим, пытаясь примирить их, прежде всего для себя самой. Она принадлежала к той немногочисленной когорте журналистов, с которыми относительно легко шли на контакт и космические бродяги, и их боссы из Департамента, чувствуя в ней «своего» человека. Многоликая, как хорошая актриса, она могла блестяще подыграть собеседнику, запросто опрокинуть пару стаканчиков виски, чтобы разговорить клиента, или остаться в роли нейтрального обозревателя. Но сегодня с ним она была настоящая, и он оказался к этому не готов.
«Хайвэй» въехал на парковку около дома.
– О чем ты думал? – спросила Клэр.
– О тебе, – честно сказал Гардон, открыв двери салона.
А Клэр неожиданно расплакалась. Обалдевший Рэд обнял ее около открытых дверей машины, и они целовались в лифте, и у двери квартиры, и Клэр несколько раз набирала код, пока наконец не ввела верный пароль…
– Как спалось?
Когда он открыл глаза, Клэр, умытая и уже слегка подкрашенная, подбирала с пола валявшуюся одежду. Она никак не могла найти поясок от пушистого белого халата. В доме пахло свежесваренным кофе. Вставать не хотелось. Время остановилось. На стенах косыми полосами лежали солнечные лучи. На одной из них висел в рамке красный диплом факультета журналистики Центрального университета.
– Доброе утро, отличница.
– А ты разве нет? – спросила она, заглянув под кресло.
– Что ты! Я свой диплом не показываю никому. Там минимально разрешенные баллы по всем предметам, и те – наполовину липовые.
– Ну и правильно. Я голову сломала, пока училась. Кучу всякой ерунды вызубрила. Вот зачем журналисту высшая математика? Способности к анализу и синтезу они, видите ли, в нас развивали. Так или иначе на практике все по-другому оказалось.
– Я тоже думал: мне крупно повезло, что четыре с лишним года в «Вышке» терять не пришлось. Пока в АСП не перешел.
– А что в АСП?
– Пересел на среднетоннажники – чуть не убился, – нехотя сказал Рэд. – Торчал месяц в нашем тренировочном центре, и все равно меня потом мой же старпом на ходу доучивал.
– Что с тобой случилось? – Клэр подошла, уселась на пол рядом с кроватью, по-турецки скрестив ноги, и чмокнула его в щеку. – Разговариваешь, как нормальный человек: про себя, про работу.
– Выспался.
– Тогда умывайся, и, может, еще что-нибудь расскажешь интересное?
– Про дела командора Дорварда я ничего не знаю. Слишком крупная фигура, мы с ним не общаемся просто так…