Он не ждет ответа.
Мы оба знаем ответ. Мы оба знаем его, Ангел Силы, единственный из Князей, способный рискнуть самим собой.
Мой сын первым станет убивать тебя.
И гибель Сосуда покажется детским лепетом, пустой шуткой, когда сойдутся в бою: сын каф-Малаха и смертной, воззвавший и получивший – против Рубежных воинств, обязанных до последней капли света защищать жизнь одного из своих Князей.
Свобода-под-Заклятием и Служение-ради-Свободы.
– Бродяга, пойми: тогда вмешается ОН! – Самаэль почти кричал, приблизив свое удивительное лицо вплотную к моему. – ОН просто должен будет вмешаться! должен! должен!!!
Сперва я не понял, о ком кричит Ангел Силы.
А когда понял…
– ОН молчит, бродяга! ОН наблюдает и молчит! Служение уже идет у меня горлом, а ОН молчит! Но теперь я не позволю ЕМУ отмолчаться!.. не позволю!..
* * *
– Глупый, глупый бейт-Малах…
Самаэль подавился криком, услышав это от меня.
– Тогда я тебя просто убью, дурак…
* * *
Схватка Заклятых – вспышка в ночи.
Разве что ночь раскинулась сегодня палитрой безумного художника; разве что вспышка длилась и не кончалась.
Звенели, сливаясь в любовном танце, прямой меч и кривая шабля; выпад сменялся ударом, две пары сапог плясали по камню плит, лихо вколачивая подковки на каблуках, – а Сале Кеваль все не могла отрешиться от чудной грезы.
Не рыжебородый Двойник насмерть рубится здесь с Заклятым в боевом железе.
Двое мальчишек дерутся.
Нелепый обладатель шелкового сачка, сын опального наместника Троеречья, и рыженький книжник в лапсердаке с заплатанными локтями.
Вот они; оба.
Женщина испуганно заморгала, гоня наважденье прочь. И пропустила тот неуловимый миг, когда Иегуда бен-Иосиф весенним журавлем крутнулся на носках, позволяя узкому клинку безнаказанно вспороть жупан поперек груди. Лопнула плотная ткань; дождем брызнули пуговицы. Но шабля того, кого звали Юдкой Душегубцем, уже извернулась в ответ живой молнией, ударила наискось, и почти сразу – над самой землей плеснула заточенной сталью.
Запрыгал по плитам обломок меча.
Охнул герой; оплыл сугробом.
– Все? – спросил книжник в лапсердаке, склоняясь над сыном наместника.
Единственный взгляд, брошенный через плечо, пригвоздил к месту нового палача, сунувшегося было помочь нанимателю.
Умен палач был.
Понял: служба окончена.
– Вижу: все… Или допляшем, шляхетный пан?
«Почему он медлит?!» – кричал кто-то внутри женщины, и, прислушавшись, Сале поняла: кричит она сама.
Вслух.
– Глупый бейт-Малах… ты так ничего и не понял.
Я почувствовал: цепочка, единственная опора, слегка провисла.
Этого не могло быть, но это было.
А на донжоне все двигались мухами в киселе Заклятые, каждый в обнимку со своим Запретом.
– Хочешь уйти, смеясь, бродяга? – Самаэль отстранился, оглядел меня так, будто впервые видел. – Или все-таки надеешься, что эти двое нарушат Запрет? Но ты в любом случае успеешь долететь до земли. Не веришь?
– Верю. Верю, Ангел Силы. Я успею долететь. Я уже успел.
«Батька, ты мне готовишь подарок, да?»
Да.
– Знаешь, Ангел Силы… Один старый, очень старый человек, из тех, кому ты служишь, ненавидя, спрашивал у меня: не пробовал ли я когда-нибудь освободиться полностью?
– Освободиться полностью? Ты?! – Самаэль улыбается с отчетливым сочувствием. – Он спрашивал это у тебя, Блудный Ангел? Тогда он глуп…
– Нет. Это я глуп. Потому что не ответил. Потому что не знал, как их можно поменять местами: свои реальности, внешнюю и внутреннюю? Даже став из каф-Малаха золотой осой – не знал…
– А теперь знаешь?
– Да. Теперь знаю.
– И кто же тебя научил?
– Они.
– Эти существа на донжоне?
– Да.
И цепочка провисла сильнее, ибо я ощутил опору под ногами.
* * *
Хочешь, я расскажу тебе страшную сказку, Ангел Силы?
Жила-была на белом свете Ярина Киричиха.
Честная вдова, честная мать взрослого сына, плоть от плоти людей Гонтова Яра. У колодца с кумушками судачила; борщ готовила. Где, в каком тайнике спала в ней Ярина-иная – способная без оглядки отдать последнюю, зрелую любовь бродяге-исчезнику, решившаяся выносить во чреве дьявольское отродье? В какой миг они поменялись местами, вывернулись наизнанку?! – чтобы и в смерти ни на миг не жалеть о случившемся?!
Жил-был на свете белом сотник Логин Загаржецкий.
Для всех: лихой рубака, верный товарищ, православный черкас. И сам не знал хозяин валковский – как глубоко, в каких заброшенных подвалах, куда и самому пану сотнику вход заказан, дремлет до поры Логин-иной?! Тот, что клятву переступит. Тот, что душу на дочку сменяет. В самое пекло залезет, жида помилует, с чортом бок о бок рубиться станет. Когда раскрылись подвалы? Когда махнулся сотник не глядя, себя на себя сменял?
Когда?!
Каким чародейством из панны сотниковой, некрасивой девки-егозы, причудницы балованной, вышла на простор Несущая Мир? – пытки снесла, позор снесла, смерти в очи глянула, не отвернулась!
А другие? все?! Почему они способны меняться, входя в запертые на три засова сокровищницы, куда им вход навеки заказан был?!
Потому что слабые?!
Но ведь это же просто, глупый Ангел Силы!
Не понимаешь? не понимаешь, ибо никогда не был слабым?
А я был. Ты меня слабым сделал, Князь Шуйцы.
Хочешь, я сейчас вывернусь наизнанку?.. что у меня внутри? взаперти? не Блудный ли Ангел, которого понадобилось встречать у Рубежа всей твоей сворой, о Самаэль, подобный высокой горе?!
Встречай!
* * *
…Склонились вечерние тени, тени смертные, ибо право господствовать над ними передано ангелам, князьям народов. Благо же мне принять смерть в огне чистого золота, пылающего там, откуда искры рассыпаются во все стороны!..
* * *
Я выдернул цепочку из его кулака.
Прочь отбросил.
И розовое сияние попятилось, увлекая за собой фиолетовую дрожь, когда над гибнущим Сосудом, одним из многих, взмыл птицей былой каф-Малах; и внутренний свет стал внешним, делая меня подобным кипящей лаве.